– Присаживайся, – предложил ротный. – Тут такое дело. Открываются в нашем военном округе курсы по подготовке офицеров запаса. Два месяца. Ты же потом в институт, а там – военная кафедра. Вот и пригодится!
Оставалось служить три месяца, перспектива два из них провести вдали от части Григорию понравилась, и он согласился с мудрым предложением ротного.
Курсы организовали в бывшем Тильзите, а назывался он теперь – Советск.
Там была знаменитая танковая часть, покрывшая себя неувядаемой славой в боях Великой Отечественной войны, при освобождении Польши. Часть была на виду, и в неё постоянно приезжали всякие проверяющие, чтобы удостовериться, что добрые воинские традиции личным составом не утеряны в мирное время. Командование части это нервировало, и ему было не до сержантов, прибывших на курсы из разных подразделений военного округа.
Поселили курсантов в старых немецких казармах. Добротных, из красного кирпича, с высокими сводчатыми потолками, крутыми черепичными крышами. Но угрюмых, в готическом стиле, пропахших насквозь прусским воинственным духом. Он наплывал незаметным туманом, вроде ОВ.
К утру дух усиливался, приводил в лёгкий обморок спящих, вследствие чего сон был тяжёлым, пробуждение трудным, а подъём мучительным и долгим.
Удивительным образом сохранились даже ниши, в которых некогда стояли ружья и автоматы прежних солдат. Это противоречило утверждениям, что когда-то царила в казармах муштра, офицеры солдат не ставили ни во что. Теперешняя же оружейная комната была зарешёчена и опечатана множеством печатей, а получение оружия, даже просто перед заступлением в караул, начиналось с прохождения долгой процедуры доступа к автоматам, пистолетам и патронам, с благословения начальника штаба, и тянулось довольно долго.
Будущих офицеров запаса набралось три взвода по тридцать человек. Старшим приставили сверхсрочника-сержанта, трубача полкового оркестра. Человека пожилого, обременённого чадами и домочадцами, и только форма говорила – но не убеждала – что он военный. Потому что сидела на нём, как плохой наездник, – косвенным образом.
Он приходил утром, зычно командовал: – курсы – пыдъё-ё-ё-ём!
Дембеля и ухом не вели. Тогда он доставал трубу и начинал наяривать соло – бравурные мелодии.
Из глубины рядов двухъярусных кроватей в него кидали сапог или ботинок. Он просовывал трубу в приоткрытую дверь и надеялся разбудить неподконтрольную кодлу. У него была большой стаж, поэтому он знал очень много партий для трубы.
– Трындец! – говорил кто-то с верхнего яруса. – Труба наше дело!
Сна уже не было. Начинался медленный утренний моцион – длительные позевки, кряхтение, потягушки, умывание и изучение прыщей на морде и теле.
Город был странной смесью из уцелевших немецких построек, пустых прогалин от разбомблённых домов и и типовых пятиэтажных железобетонных бараков. Идти было некуда.
Пару раз свозили на уборку картошки и капусты тех, кого смогли отловить. Едва набрали человек двадцать.
Курсы были предоставлены сами себе.
Напротив КПП части была баня. Сержанты переодевались в комбинезоны, клали на плечо длинную лестницу, в каждый пролёт влезал один воин, старший группы рапортовал, что личный состав следует в распоряжение зама по тылу. Миновали благополучно дежурного, оставляли лестницу у входа и устраивались пить пиво.
В углу был неприметный закуток и окошко, где продавали веники в выходные дни. Здесь можно было наслаждаться чудесным берёзовым ароматом и мирно попивать отличное пивко.
