– На катерах никогда не служили?
– Нет.
– Привыкнете. Кроме восперов будете обеспечивать еще ВУ.
Хотел было спросить, что это за воспера и уж совсем странные ВУ, но понял – разговор окончен.
Больше объяснил кадровик:
– Воспера – это новые английские катера, ждем еще американские, а про ВУ спросите у Кулагина, он на них самый главный. Я скажу, чтобы вас поселили с ним.
Нефедова поселили в Корабле, в доме для офицеров – длинном двухэтажном здании с облупленными стенами и тесно, в линейку, вытянутыми по фасаду окнами. Квартир в доме не было, были маленькие комнатки, выходящие в длинные, через весь дом, от торца до торца, коридоры. Целый день Корабль гудел, трясся, сновали в полутьме, неся кастрюли на общие, расположенные в концах коридоров кухни, женщины, с плачем и криком носились между ящиками и шкафами, которыми были заставлены коридоры, дети. К ночи дом затихал, сумрак спускался с дымящихся сопок на бухту, Гомера синела, по ней шла черная, тянущаяся полосами вечерняя рябь, потом успокаивалась и вода. Дом стоял на склоне, обращенный окнами к бухте. По мере того как вечерело, окна одно за другим начинали светиться, в них загорались желтые и зеленые пятна абажуров, но с торцевых сторон еще долго мерцали тусклые красные кухонные лампочки, в свете которых бесшумно двигались наклоненные грудастые тени.
Корабль был перегружен: в каждой комнате жило по семье или по двое – по трое холостяков. На каждом этаже в коридоре стояли ящики с картошкой, лежали свернутые трубами старые ковры, валялись испорченные кастрюли, связанные в стопки книги. Ночью натыкался на них вернувшийся с позднего выхода офицер, ругался вполголоса, а то с грохотом опрокидывал кастрюлю или таз, и тогда разом начинали скрипеть все двери и недовольные голоса выкрикивали в темноте проклятия. Вот, едва скрипнув, приоткрылась дверь, кто-то крадется в одних носках. Осторожные шаги. В темноте (после полуночи электростанция останавливалась и света не было) скрипнула вторая дверь, кто-то проскользнул в нее, и дверь без шума закрылась.
Тонкие стены, тихие разговоры... Опускается на воду туман, ползет белыми косами с невысоких сопок, вскрикнула железнодорожная дрезина, торопится по берегу, катит платформу, подпрыгивает желтый глаз фонаря, отсвечивают в молочный сумрак два ряда окон. Плывет в неизвестность дом...
* * *
Комната Нефедову досталась маленькая – окно, две кровати, около одной на полу лежит гиря, постель смята, сразу видно – кровать занята. Когда матрос принес белье, сам застелил вторую. Еще раз огляделся: над соседской кроватью вырезанные из картона часы. Одна стрелка, вместо цифр надписи: «Побудка», «Жратва», «Отбой», «Главное дело» и «Тося».
Сосед пришел поздно. Спросил:
– Нефедов, это ты? Я Кулагин. Поговорим завтра. Я смертельно устал, – и повалился на кровать.
Утром поговорить, спросить: «Что такое эти загадочные ВУ» – тоже не получилось. Кулагин поднялся рано, сделал зарядку с гирей, на ходу бросил:
– Будешь в столовой, спроси, как пройти к эллингу. Я целый день там.
Так и получилось. Кулагина он увидел издалека. Тот стоял у приземистого, открытого в сторону воды, похожего на сарай, здания – эллинга. Из того выкатывали по рельсам небольшой, без палубы, с горбатой спиной, тускло поблескивающий металлом катер. От носа до обрубленной, с двумя желобами для торпед кормы – антенна.
Когда катер спустили на воду, Кулагин подозвал Нефедова и повел к стоящему неподалеку белому домику. Открыл ключом железную глухую дверь – Нефедов подивился: «Зачем здесь такая сверхпрочная?» – и ввел внутрь.
