Камин горел ярким пламенем. Огонь играл языками, завивался и развивался.
На следующий день Антон Альфредович пришел на работу к девяти. Без пятнадцати десять появился Аркадий.
– Не могли бы мы с вами переговорить в каминной? – спросил он. – Чрезвычайно понравился камин.
– Почему бы нет, – немало удивился преуспевающий адвокат, но отказать дорогому клиенту не решился. – Если хотите, Марина его разожжет.
– Не обязательно. Меня привлек дизайн.
– Если не секрет, во сколько он вам обошелся? – спросил Аркадий, когда они вошли в каминную.
– В три, полторы, – сбился Антон Альфредович. – В три тысячи долларов, – утвердился он наконец в ответе.
– В три тысячи? А картина? – и взгляд, как клинок, застыл у горла владельца.
– И картина, – сбивчиво произнес хозяин.
– Что, вместе с картиной три тысячи? – уточнил Аркадий.
– Да, вместе, то есть, нет, – опять сбился Антон Альфредович и остановился.
– Извините, Антон Альфредович, но я так и не понял: три тысячи вы заплатили за один камин или за камин вместе с картиной?
– С картиной, без… не помню… – покрылся красными пятнами хозяин.
– Ладно, это не имеет значения, – успокоил его клиент. – В любом случае мастера, я имею в виду и художника, и каминщика, не ценили свой труд. Ведь это не фабричная заготовка, а индивидуальный проект, и стоить он должен бешеные деньги.
Какое-то время Аркадий молчал, любуясь камином. Потом продолжил:
– Конечно, здесь имеются погрешности. Почему они допущены, судить не берусь, но могу сказать одно: уважающие себя мастера и за картину, и за камин взяли бы больше.
Волна негодования поднялась и, залив все внутренности преуспевающего хозяина, выплеснулась через глаза, уши, ноздри, только рот почему-то оставался сцеплен, будто его запечатали.
– Вы не согласны? – спросил клиент, наводя взгляд на Антона Альфредовича.
– Нет, – с трудом выдохнул тот. Волна его негодования, не коснувшись посетителя, вернулась к хозяину, окатив жаром.
– Я вам докажу, – сел Аркадий в кресло, стоявшее напротив камина.
Но это было личное кресло Антона Альфредовича! Ни разу, ни один посетитель не позволял себе подобное. Беспрецедентное хамство: хозяин стоит, а клиент расположился в его кресле.
– Сколько вы запросили за свое первое дело, помните? – спросил Аркадий будто ничего не произошло.
Конечно, Антон Альфредович это помнил. Сумма была смехотворная по сравнению с теми, которые он берет сейчас.
– Вот об этом я и говорю, – продолжал Аркадий, будто услышал ответ. – Тогда вы брали мелочь, так как адвокатом себя еще не ощущали. Сейчас вы реально чувствуете себя лучшим, уважаете в себе мастера и требуете, чтобы другие уважали тоже. В мире материальном это уважение выражается в денежных знаках, и поэтому вы самый дорогой адвокат в Харькове. С вами расплачиваются тысячами долларов, машинами, квартирами. – Он сделал паузу и продолжил. – Работающие у вас или на вас мастера, судя по технике, тоже не являются новичками. Но это мастера, себя не уважающие. Видимо люди нашего материального мира не подарили им такую возможность, такое право – быть признанными. Я не знаю имени художника, но представьте, что его имя было бы Рерих? Сколько бы вы отдали за картину, написанную Рерихом? Молчите. Имя, вот что делает деньги. В искусстве давно идет спор, стоит ли квадрат Малевича тех денег, которые платят за него в нашем материальном мире. Такой квадрат любой школьник может намалевать, но никто ему ничего не заплатит. А учитель рисования еще и двойку влепит за бездарность и безделье. Такую прекрасную картину, которая у вас, несомненно, написать сложнее, чем квадрат Малевича, и всего три тысячи! Извините, не уловил: за один камин или за камин с картиной?
