– Они сидели, и ветви были заготовлены, как для костра, и один из них вызывал огонь…
– Немые не умеют вызывать огонь! – выкрикнул кто-то другой, но теперь уже вмешался Бын:
– Не раскрывай рот, когда не знаешь. Умеют. Продолжай, Тесугу.
– Один из них вызывал огонь. Другие сидели. И было что-то, кажется, нога кого-то из рогатых братьев, и двое возились с ней. Их кожа была очень светла, как…, – он не нашел сравнения, – некоторые были прикрыты шкурой, и она свисала, как хвосты, а другие голые.
– И члены их были длиной с руку, и подняты? – спросил Дияк, и Тесугу покачал головой:
– Я не видел такого. Но они, в основном, сидели. Потом они, наконец, вызвали огонь, и начали передавать друг другу куски мяса, как…
Он хотел сказать «как мы это делаем» – но не решился. Как сравнивать людей с немыми?
– И глаза их были красными, как кровь? – спросил Кыма, и он опять затряс головой:
– Я не видел. Но я был далеко.
– У них было что-то в руках? – заговорил Егд, – копья, топоры, палицы? Ножи?
Тесугу нахмурился, вспоминая.
– У тех, что были с мясом, что-то было в руках, да. Не видел что. У остальных не знаю.
– Охотники из рода, у которого мы останавливались за бугристой горой, убивали немых, – это снова был Егд, – они мне говорили, и даже показывали взятое у них. Это было копье, с острием, какого не делают люди, и когти на нити. Они умеют дробить и острить камень.
– Мы тоже можем…, – подхватил кто-то, но Бын оборвал его:
– Достаточно!
И все замолчали. Голос старшего не оставлял сомнений – обсуждения закончены.
– Один из вас останется со мной ночью, мы будем следить, чтобы немые не подобрались неожиданно, – уже спокойнее сказал Бын, – нам нечего бояться. Я призову духов в защиту.
Его пальцы коснулись висящей на груди дуды из кости грифа, и Тесугу почувствовал дрожь. Он услышит священный звук дуды, увидит, как заклинают тех, кто давно ушел. Так делалось в стойбище на тайных вечерях, но его никогда на них не пускали. Но куда ему скажут уходить здесь?
– Мы будем есть, а потом говорить с Древними, – спокойно сказал Бын.
Пока они разгрызали зубами плохо пропеченное мясо, Тесугу вновь и вновь обращался к тому, что видел сегодня. Лагерь немых, существа, сидевшие вокруг костра, разделывавшие мясо, и, если не считать цвета кожи, удивительно похожие на них, так же вкушающих пищу у лагерного костра. Не так он представлял себе нелюдей из-за гор. Что было в руках у того немого, белесое и округлое? И почему та девушка…
– Спасибо, брат, за отданное нам в пищу тело, – отвлек его от мыслей голос Бына, и он, подняв голову, увидел, что в руках у старшего оказалась голова онагра, которую тот осторожно уложил между собой и потрескивающими углями очага, – когда придет наш час спускаться в нижний мир, скажи свое слово перед своим народом. Скажи, что тебя убили охотники по обычаю, данному нам всем Эцу. Пусть твое слово защитит нас от безглазых и безногих порождений ночи.
При этих словах, большой и указательный его пальцы опять легко коснулись кости грифа, и Тесугу невольно замер. Сейчас ему скажут уходить, или…
– А сейчас, – негромко, но отчетливо произнес Бын, – мы призовем старых охотников рода к нашему очагу, и попросим их о силе и мудрости.
– Бын, а как же… мертвый, – это был Дияк, он тревожно крутил завязанную в косицу прядь, – разве могут ушедшие увидеть того, кто…
– Тесугу останется, – спокойно ответил старший, – мы не в стойбище, но ведем одного из нас к месту, где сходятся воедино миры. Пусть ушедшие увидят, что мы верны древнему обычаю.
