Возвращённый с того света сосуд оставался у своего спасителя: кесарево – кесарю, а белое – Белому.
И что за потребность была такая? На время мы успокаивались, а потом снова тянуло на трамвайчик. Проходил месяц-другой, и прочие предложения («А не пошершеть ли нам ля фам?» или знаменитое «Из всех искусств для нас важнейшим является вино») единогласного одобрения не получали. Зато трамвайчик звал неудержимо. Откуда это жгучее желание покуражиться?
Как примитивно давалось в юности душевное веселье!
Идея! А спущусь-ка в гастроном да прикуплю ещё пару бутылочек. Одну мы уговорим точно, уж больно хорошо сидится. А вторую возьму в руки: «А давай, Белый, прокатимся на трамвайчике?». И рассмеёмся мы, как раньше.
Вернулся в комнату. Стакан мой оказался заполнен на треть, а Белый булькал «Гостиный двор» в свою тару.
– Да не стесняйся, Александр Павлович! Записывай уже без конспирации.
Ослепляющая вспышка!
Испепеляет всё живое…
Тлеющие развалины…
Всё покатилось к чертям. Никаких посиделок-пошумелок, вопросов-ответов, шуточек-приколов. Пусть я был навеселе, но одно-то помнил точно: визитной карточки я ему не давал. Собирался, но не успел. Не мог Белый знать моего отчества, никак не мог.
Значит, пока я тактично спускал воду из сливного бачка, тут шарили в моём пиджаке, документы разглядывали. Внаглую. Не зря я сомневался – он уже не прежний Белый. Зомбированный слуга системы – вот кто это теперь. Гэбуха и есть гэбуха. Что там нёс голубчик, про вторую производную? Ну, точно, вербануть меня хотел, втянуть в делишки ихние. «Мы продвигаем один проект». Как же, проект. Знаем, знаем, как нынешние родине служат. Пистолет под мышку, сто грамм на грудь – и по бабам. И стихи мои, видишь ли, ему херовенькие.
Белый наполнил свой стакан почти доверху, остатки вылил в мой. Получилось поровну. Миллиметров десять до краёв, хоть линейкой проверяй. Профессионал. В штатском.
– Ну что, на посошок? Костя, а ты можешь, как раньше? Как чай?
Мой сильнейший номер, он и это помнил.
Достав из холодильника чайную заварку, долил стакан доверху. Всплыли строки:
По несчастью или к счастью
Истина проста:
Никогда не возвращайся
Пил я мелкими глотками, смакуя, с короткими перерывами. Со стороны казалось, что вовсе и не водку.
Нет, ребяты-демократы, – только чай.
Да, возраст и длительное отсутствие практики сказывались. Но я выдержал испытание, растянув процесс минут на пять. Правда, глаза сочились слезами, а горло сжимали спазмы. Понятно, зачем Белому понадобился прикол с «чаем». Для психологии. Лучше всего запоминается последняя фраза. Штирлиц грёбаный.
Белый, приняв залпом, закусил остатками бутерброда. Я – нет. Чай не закусывают.
– Молодец. Есть ещё порох в пороховницах.
– Легко, – водка так и просилась назад.
– Хорошо посидели. Ладно, давай прощаться. Может, ещё свидимся? – он набросил пиджак.
– Может быть. Встретишь кого из пацанов – от меня привет.
Провожаю до дверей. Жмём друг другу руки и долго смотрим глаза в глаза.
По-хорошему бы – вымыть посуду и в душ, – но сил хватило лишь завести будильник.
В беспокойном сне виделся мне Белый. Но не теперешний, а прежний, из золотых шестидесятых.
– Встаём по одному, – произносил он вкрадчиво. – Идём тихо, не привлекая внимания. Через Москву пробиваемся на метро.
– Понял. Так легче затеряться в толпе? – отзывался я.
Белый вздыхал:
– Нет, Костя, не так. Потому что в метро есть эскалатор.
