Не то, не то. Не раскрывается по-быстрому невольный ребус. Мешает долбаный стакан. И хватит уже себя дурить, всё ты уже понял. Привет из Академии… Надо же – так вляпаться: застрял-таки в подкорке негативный блок. И оставлять там отравленную занозу нельзя. Потому как известно, что будет дальше. Вернее, чего не будет.
Ни одной новой книги. Строки, которые чего-то стоят, требуют изменённого состояния сознания, именуемого вдохновением. А откуда ему, вдохновению, теперь взяться? Вон, собственная бумаженция с дюжиной слов – и то не читается.
М-да. Попили водочки, называется. Конечно, «Превентивно» и «Упреждение» – трофеи ценные. Но какой прок от добычи, коль нести её некуда?
Будь я работягой, столяром-слесарем («Возвращаюся с работы, рашпиль ставлю у стены»[3]), – ничего бы страшного. Ну, запорол пару-тройку деталей – с получки бы возродился. Но здесь, если кураж ухнет, пиши пропало. Не только с книгами, по жизни не поднимешься. Отлучили меня от источника, вышвырнули из потока.
Сидеть и ждать, как невеста на выданье – себе дороже. Значит, что? По всему выходит – не обойтись без ментальной чистки. Только она способна вытащить из моей башки инородный осколок – зловредный стакан.
А, может, оно и к лучшему? Заодно в Академию загляну, пусть и с чёрного хода. Вот и выясним, стоила Москва мессы. Правда, и риск немаленький, проблему невозвращенцев никто не отменял. Как там? «Нам не нужны трупы на скамейках». А, ладно. Где наша не пропадала…
Решено, сегодня же. Но перед серьёзной работой мозгам нужен отдых. Координатору звонить придётся, отпрашиваться.
– Да, слушаю.
– Семён Петрович, привет! Константинов это. .
– Утро доброе, Палыч.
– Доброе, да не особо. Что-то поплохело мне, командир, нездоровится. Хочу сегодня сачкануть, не возражаешь?
– Это как же? Фуршет лишь намечается – а тебе уже плохо? Ты что, и вечером не появишься?
– Ох, не хотелось бы.
– Как знаешь. Давай, выздоравливай.
– Добрая ты душа, Петрович.
Завёл будильник на одиннадцать и упал досыпать.
– Почему с оркестром?
– Ваше Величество, ситуация сложная. Сначала намечались торжества. Потом – аресты. Потом решили совместить.
К/ф «Тот самый Мюнхгаузен»
До Лубянки я доехал на метро. Вот и знакомый скверик, прежняя скамейка. Можно начинать – я присел. Стоп, а часы? Ну да, вечером заводил. Но тут случай особый, лучше перебдеть, чем недобдеть. Закрутил головку своего «Полёта» до упора.
Теперь нужно освежить в памяти правила ментальной чистки. Хотя тренинги Академии буквально впечатались в память – так виртуозно проводил их инструктор.
В первую встречу, как только он вошёл – высокий, по-военному подтянутый, – словно волна прокатилась по залу.
– Лучший чистильщик Академии, – прошелестел за моей спиной женский шёпот.
Говорил инструктор отчётливо и неторопливо.
– Нам не нужны трупы на скамейках. Вы можете вернуться без добычи. Допустимо потерять трофей в дороге. Но возвратиться вы должны обязательно. Помните: главнейшее правило – третье. Оно стоит двух первых, вместе взятых.
– Итак, правило первое, – продолжал он. – Максимальная свобода. Не зацикливайтесь на логических схемах, дайте волю чувствам. Если душа, как утверждает религия, существует, она обретается, как доказывает наука, в правом полушарии головного мозга.
– Правило второе: подъём используйте для решения попутной задачи. Не разбрасывайтесь, выбирайте единственную – но важнейшую.
