Канхотими. Том 1 - страница 3

Уходивших провожали под рукоплескание. Аплодисменты на похоронах неуместны. Сколько таких гордецов всплывали на экране. Я говорила, что это жутко? Через закрывшуюся дверь раздается, утробное гудение, громкое и грозное, как зверь, вышедший на охоту, а добыча тут ты. Вибрировало все. Стены, пол, потолок, а может это просто тряслась я. Дверь не сдержала и душераздирающие крики. Какого черта здесь происходит? Все в мгновение пожелали уменьшиться до размеров зернышка и больше не поднимали глаз с пола. Нигилист, кутюрье и передовик, раздосадовано качает головой и грустно улыбнувшись покидает ошарашенных и испуганных нас. Те люди так и не вернулись.

Будущего больше не существовало. Как же медленно текло время в плену, подчинении, рабстве? Первым делом нас переодели в костюмы – мешки с белой полоской на правой ноге у женщин и на левой у мужчин. Дали обувь, хоть какая-то радость. Пребывали новые люди, но у них полоска на ноге была уже другая. Каждому из прибывших вживляли чип, передающий твое место положение, а главное легко считать количество потерь. Кормили паршиво, плошка с водой, кусок хлеба, яйцо, мясо непонятного вида и, кажется, рисовая каша, ммм, протеинчик. Мы были обязаны готовить, мыть, стирать, убирать. Прислуживать. У рабов нет прав, лишь обязанности и наказания за непослушание.

В комнату с прибором нас водили группами, связанными. Для опытов брали тех, кто стоял первый в шеренге либо провинился. Человек заходил в арку, жуткая воронка крутилась и испытуемого вытягивали обратно за веревку. Иногда она была оборвана или обуглена, а тел не было, только кровь, вытекающая из арки, сопровождаемая, пробирающими до дрожи криками. Как сейчас помню, сколько бессонных ночей я провела в слезах отчаяния, сковывающего меня и полном одиночестве.

«Они звались храбрыми хомяками-уборщиками», вот, что будет выгравировано на нашем надгробии, но даже этого нас лишат. Как нам говорили надзиратели «вы никто, запомните это, вы легко заменимы». Вот такое захватывающее время препровождение придеться испытать, попав на данный аттракцион.

Непонятным образом мне везло. Во-первых, потому что подрастающее поколение, они оставляют на будущее время, если ты не злостный нарушитель внутреннего порядка. А такие находились и не мало, кто знает из-за чего они так поступали. Потому что не смирились с такой ролью? Потому что просто были негодяями? Пожар, нападение на солдат, нежелание выполнять поставленную работу. К моим кошмарам присоединился ещё один. Помню все, как наяву…

Шорох, раздается где-то у проема в кухонное помещение, где я уже битый час начищаю картофель, а он все не заканчивался, в отличии от бедной конечности. Мозолистая ладошка с трудом орудовала кухонным ножом, но работа непыльная, чему я несказанно радовалась. Сидишь себе в одиночестве, за полгода, не больно то привыкнешь. Что ж, тогда устрою себе перерыв, приняв более удобную позу на табурете, просто дышу и пялю в потолок. Хм, а, когда в последний раз я захлебывалась в слезах? Кажется… Нет, не вспомню. В этом месте эмоции притупились, мы уже знали, что свою позицию, свои мысли стоит держать при себе, потому что… Во второй раз меня уже прервали.

– Да, кто мешает мне спать? – не сдерживаясь, с вызовом и улыбкой выкрикнув фразу, поднимаю голову на вошедшего, потому что я ждала его, как и всегда. Эта смена стала исключением, вместо прихода друга, я получила смачный, хлесткий удар по лицу. Дезориентировавшись, вскочила, но нападавшему этого было мало, посыпались новые удары, уже руками. Приходилось крепко держать нож, что с остервенением пытались отобрать. Я не сдавалась, мы танцевали жгучий танец, странно, что на такой шум не сбежались охранники, но меня это уже мало волновало, так, как наконец освободившись из хватки, совершив ошибку, чувствую, что-то теплое на своем животе. Ха, смотрите-ка, она меня пырнула, когда только успела. Смотря, на шокированное от сумасшествия лицо этой женщины уже лечу на пол, предварительно налетев виском на край столешницы. Раздался звонкий удар падения, через кровь, застилающую глаза наблюдаю за рукой, уже поднявшей злосчастный нож, искупавшейся в моей крови.