– Вселенная, это ты подлянишь? – спросил я сквозь одеяло.
Гребаный риторический вопрос. Вместо ответа зазвонил телефон.
– Алло!
– Дождь.
Звонил Марк.
– Вижу.
– Как снимать будем?
– С дождем.
– Угу. Может, все-таки Снежа…
– Никаких Снежан! – перебил я товарища. – Как договорились, в 13:40 на Пролетарской.
– Ладно.
Товарищ явно расстроился. Запал на Рыженькую. Вот не будь конца света, можно было бы только так девчонок клеить. Падкие они на славу. А тут вообще красота: приходишь такой весь на пафосе или объявление кидаешь, мол, я режиссер, снимаем кино, и все – любая с тобой пойдет, делай с ней что хочешь.
К счастью, дождь шел недолго. Из-за туч выглянуло солнце, и настроение сразу улучшилось. Я снова нацепил шарф. Буду пафосным режиссером. Пусть все видят.
Марк уже был на месте.
– А, товарищ режиссер, – сказал он, поправил капюшон и стал настраивать что-то в камере.
– Привет. Где Новиков?
– Хэзэ.
– Понятно. Ты готов?
– Готов. Камера только глючить может.
– Это я знаю.
– А где тарелочка?
– Какая тарелочка?
– Ну ты че, не в курсе?
– В курсе чего?
– Е-мое, кто у нас товарищ режиссер, я или ты?
– Хорош говорить загадками! – я действительно не мог понять, что за тарелочка и почему она должна быть именно у режиссера.
– Я думал, ты нормальный режиссер.
– Решил мстить за Снежану?
– Да при чем здесь Снежана? Перед началом съемок киношники всегда разбивают тарелочку с автографами съемочной группы и названием фильма. Традиция такая. Типа чтобы съемки удачно прошли.
– Ни фигасе. А че ты раньше не мог сказать?
– Я думал, ты знаешь, ты же «Пальмовую ветвь» хочешь, значит, типа в кино сечь должен. Я поэтому и не стал брать из дома тарелку.
– А мог бы… Я вообще не в курсах про эти киношные штучки, может, там еще че есть?
– Да вроде нет.
– А ты откуда про тарелочку знаешь?
– Так у меня дед гримером на студии Горького работал.
– Нормально.
– А! Вспомнил! – Марк снова поправил капюшон. – Если кто сценарий уронит, то он должен на него сесть и, не отрывая от задницы, встать.
– Ну, тут нам не подходит. У нас сценария нет.
– И вот это меня пипец как смущает.
– Да че такого? Я уже все придумал. Будем подходить ко всем и задавать четыре вопроса. Лучше скажи, че нам с тарелочкой делать?
– Фиг знает.
И тут позвонил Новиков.
– Алло, Саня!
– Ты где ходишь, помреж?
– Я по этому поводу. Я начасок задержусь, начинайте без меня.
– А ты не прифигел?
– Да блин, меня предки припрягли. Ща разгребу все и сразу к вам.
– Ну, вашпе.
– Про тарелочку скажи, – подсказал мне Марк.
– А, да! Саня, тарелку прихвати с собой.
– Какую тарелку?
– Какую тарелку? – переспросил я.
– Да любую, – сказал Марк.
– Да любую, – повторил я.
– А. На фига?
– У киношников есть традиция, – начал я, но Саня вдруг перебил.
– Ладно, мне пора. – И повесил трубку.
– Ну че, возьмет?
– Надеюсь. Трубку бросил.
– Ну перезвони.
Я перезвонил. Новиков не отвечал.
– Занят, наверное. Его ж припрягли.
– Ну и ладно, – махнул рукой Марк, – он же поцик толковый, притащит тарелку.
– Угу, – только и ответил я.
Пока ждали, небо снова заволокло тучами. Зашли в магаз.
– А че, может, твоего деда попросим нам помочь? Он же опытный.
– Угу, – согласился Марк. – Давай выпишем его из Москвы сюда, пусть поможет.
– А че, он в Москве?
– Нет, блин, в Урюпинске. Где у нас студия Горького?
– В Москве, что ли?
– Н-да… – покачал головой Марк и поправил капюшон.
– Че ты капюшон свой без конца дергаешь?
– Да съезжает.
