– Ниче он не съезжает.
– Ну, значит, просто привычка. Раньше без конца съезжал.
– А не пробовал без капюшона ходить?
– Ты че? Как можно без капюшона ходить? Это же стайл.
Я посмотрел на этого субтильного бородатого паренька с камерой и так и не нашелся, что ему ответить. Мое внимание привлек другой тип. Огромный такой, метра за два ростом. Настоящий баскетболист. Волосы длинные и собраны в хвост, и ноги никак не меньше 47-го размера. Он залип возле полки с кукурузой. Ему было неудобно рассматривать банки, так как полка находилась чуть выше его пояса. Он брал каждую, подносил прямо к самым глазам (видимо, со зрением не все в порядке), ставил обратно, брал новую. Таким образом он прошел всю полку, но так и не смог выбрать нужную ему кукурузу. Решил исследовать нижнюю полку, для этого он сел на корточки. Голова великана смешно выглядывала из-за верхней полки, и, словно это был какой-то фокус, каждые десять секунд перед его глазами возникала верхушка новой банки. Подошла рыжая старушка. Их головы были на одном уровне, хотя великан сидел. Я толкнул локтем Марка.
– Смотри, какой кадр.
– Где?
И тут великан встал.
– А, вижу, колоритный, да.
– Давай с него начнем фильм. Включай камеру.
– Не буду.
– Это че за не буду? Давай включай, и я пойду его спрашивать.
– Спрашивай, но я снимать не буду.
– Да ты че обурел?
– Мы тарелочку не разбили. Никаких съемок быть не может.
– Да далась тебе эта тарелочка! Тут такой кадр. Он щас свалит, где мы такого возьмем?
– Ну иди скажи ему, что хочешь его в кино снять. Саня придет, разобьем тарелочку, и снимай его хоть до самого конца света.
– Не, до конца света – это долго. Мы фильм раньше должны отснять, нам еще Канны выигрывать. Блин, кто из нас режиссер? Я тут главный, так что давай включай камеру и пошли к нему.
– Здесь все равно снимать нельзя.
– Че это нельзя?
– Без разрешения нельзя.
– Да блин, вы все сговорились, что ли? Давай купим по-быстрому тарелку, расфигачим и снимем его на улице.
– Давай, только без саниной подписи тарелочка недействительна будет.
– Как это недействительна?
– Так. Нужно, чтобы вся съемочная группа расписалась. Иначе косячное кино выйдет.
– Бред какой-то.
Пока мы спорили с Марком, великан уже выбрал кукурузу, встал, махнув гривой, и направился к кассам. Я упустил его из виду.
– Где он? Блин, это все ты!
– Да куда он денется? К кассе по-любому пойдет. Как вообще можно потерять двухметрового амбала? Это же тебе не морская свинка.
– Иди ты.
Я стоял у кассы и смотрел на великана. Черт, настоящий Шакил О’Нил, только белый. Он вытащил из футляра очки и напялил на свою огромную голову. Ну точно, видит фигово. Привет, кэп, типа.
Как только он расплатился, я бросился к нему.
– Здрасте!
Черт, я реально ему в пупок дышу, ну, чуть повыше.
– Здрасте…
Он вытаращил на меня глаза, будто я был зеленый марсианин в фиолетовых лосинах.
– Мы снимаем кино и хотели бы задать вам на камеру несколько вопросов.
– Какое кино?
– У него нет еще названия, но оно про апокалипсис.
– Никакого кино, никакого апокалипсиса, никаких вопросов! – прогремел великан. – Не трогайте меня!
Он закрыл лицо ладонью, присел и, втянув голову в плечи, побежал в полуприсяде к выходу. Ей богу, у него были километровые шаги. Выглядело это смешно, но засмеяться я не успел, я рванул за ним – да где там. Великан учесал от меня, как «феррари» от «запорожца».
– Блин! – пожаловался я Марку.
