Но все не так просто. Жизнь – она полосатая, знаете ли. Как тюремная роба или как матрас. Однажды везение улетучилось, и Серега начал продувать ставку за ставкой. Облом за обломом. Как будто прокляли его. Он не мог понять, что происходит, и с отчаянием делал все новые и новые ставки. Но каждый раз итог был одинаковым. Проигрыш. И еще один, и еще, и еще, и еще много неудач. Ему бы затаиться, переждать полосу невезения, а он, бедолага, не мог остановиться. Азарт как наркотик, даже хуже. Когда выигрываешь, кажется, что это будет длиться вечно. Вот и Серега, разбалованный удачей, просто-напросто потерял над собой контроль. Дошло до того, что он распродал все свои гаджеты по самой нелепой цене, которую только можно представить, и все равно не смог притянуть удачу на свою сторону.
К счастью, он попал в больницу. К счастью, потому что, во-первых, он не успел влезть в долги и откровенно встрять, а во-вторых, его увезли с аппендицитом, а это, считай, что на курорт попал, лежи себе да отдыхай, это не инфаркт и не язва. А от нервов могло что и покруче образоваться.
И так Серега лежал да размышлял: продавать ли ему камеру – последнюю дорогую вещь, оставшуюся в его владении. Он никогда ничего не снимал на нее, но почему-то камера была ему дорога. Может, из-за цены, может, потому что отлично смотрелась в его руке, может, еще почему – это истории неизвестно. Главное, что Серега решил не продавать камеру, а десять дней, которые он провел в больнице, пошли ему на пользу. Черная полоса отступила, и ему снова стало везти, правда, иногда, вернее, не всякий раз.
Мы стояли перед дверью. Я нажал на кнопку звонка. Раздалась раздражительная трель. Не знаю как вас, а меня эти дверные звонки жуть как бесят. Главное, звучат одинаково. У всех, кому ни позвони.
Серега не открывал. Любит он подрыхнуть почище нашего.
– Вот хлыщ! – выругался Новиков. – К нему товарищи пришли, а он дрыхнет.
– Ага! – согласился я и снова нажал на звонок, скривился, даже заткнул уши, но дверь никто не открыл. – Может, на мобилу позвонить?
– Какая мобила? – воскликнул товарищ. – Это же Заикин, он уже сто лет без трубы ходит.
– Точняк.
– Если только уперся куда.
– Не смеши меня! – возразил уже я. – Раньше семи вечера Серега из дома не вылазит.
– Ну да. И че будем делать?
– Звонить.
Я в третий раз приложился к звонку. Тот гремел своей отвратительной трелью, и от этого становилось еще неприятнее. Вдруг дверь приоткрылась, и мы увидели товарища. Он был в халате, с пеной на груди и ногах и с мокрыми волосами.
– Серега! – обрадовался Новиков. – Здорово! А мы думали, ты дрыхнешь.
– Моюсья! – буркнул товарищ. – Неделю воды не было. Только залез, щас, думаю, понежусь, откисать буду. Понежился, блин!
– Извини, – сказал я, – мы ж не знали.
– Че приперлись-то?
– Так это, по делу.
– По делу… – проворчал Серега, – ладно, заваливайте!
Мы вошли.
– Прикольный халатик, – оценил Новиков, – где взял?
– Матрена подогнала.
Серега уселся в кресло. Пена шипела и лопалась на его волосатой груди.
– Надо тоже будет себе такой взять! – решил Новиков.
– Так че за дело?
– Серег, будь другом, одолжи камеру.
– Не могу, – покачал головой Серега.
– Да ты че, – возмутился Саня, – мы кино хотим снимать. Тебе че, жалко товарищам помочь?
– Мне не жалко, пацаны, я же вас уважаю, только не могу – она в ломбарде.
– Блин! – расстроился я.
Я и забыл, что с недавних пор Серега стал закладывать камеру в ломбард. Схема, конечно, рискованная, но в целом прибыльная. А деньги всегда предполагают большую долю риска.
