– Молодой человек, молодой человек, – спутница трясла его за руку. – Я опять забыла ваше имя.
Но он уже не слышал ее. Он был во власти вошедшего тоненького чуда.
– Бурый! – прозвучал грубый голос рядом. – Его все звали так. Только Бурый. Ему всегда нравилось это.
Веру, которая произнесла его фамилию, он услышал сразу. Он обернулся, увидел ее печально улыбающуюся сзади и застыл.
– Откуда ты здесь? – ничего несуразнее он не мог произнести, но интонация, с которой он сказал это, была еще дурнее.
– Как неинтересно, Бурый. Как неоригинально…
Услышал он те же слова, которые она произнесла при их первой встрече в вестибюле гостиницы. Вера потянулась за сигаретой. Он, словно пьяный, отвернулся, перевел взгляд на то место, где стояла Она, и проклял все на свете. Девушки там не было.
– Нет, нет, нет, – запротестовала немолодая дама. Она уже снова сидела. – Фамилия – это слишком громко. Я бы даже сказала оглушительно. Для моего слуха. Надо имя. Имя – лекарство для души. Сколько раз произнесете имя, столько раз душа петь будет. Вы не повторите ваше имя? Я постараюсь запомнить.
Он все еще смотрел на то место, где совсем недавно стояло прелестное создание. Он начал медленно оборачиваться, ища Ее глазами.
– Бурый, ты можешь уважить человека и назвать имя! – Вера грубо дернула его за руку.
– Имя? – растерянно переспросил он. – Я не знаю имени, – он растерянно сел.
– Вы что, забыли свое имя? – дама с интересом заглядывала ему прямо в глаза.
– Что? Имя? – он никак не мог понять, чего от него хотят.
– Да, – повторила она, – ваше имя, к сожалению, я не запомнила его.
– Ренат. Мое имя Ренат. Я не называл его вам. Я…
– Где-то я уже слышала…
– Редкое имя, – Вера закашлялась. – Вы его непременно теперь запомните.
– Да. Да… Ренат. Я запомню. А вы не забыли мое? – испуганно спросила, она, уж, было, желая уточнить, как он перебил ее.
– Никогда. Я, Изольда, ваше имя на всю оставшуюся жизнь запомню.
Изольда улыбнулась и протянула ему руку. Он помог ей встать, и они двинулись по залу. Вера с тоской смотрела ему вслед.
У Рената защемило сердце, когда он услышал живую музыку. Он обернулся на сцену и замер. Она, Капелька, стояла босиком и играла на флейте. А за роялем сидел тот самый юноша, которого рано утром ждала, бегающая по зеленой-зеленой траве и поразившая его своим неповторимым природным естеством юная девушка.
Он понимал, что теперь девушка никуда не денется. Он знал, где ее искать, но не мог дождаться последних шагов Изольды, чтобы освободиться и бежать, бежать к сцене…
Но Изольда, словно нарочно, еле – еле передвигала ноги.
Потом остановилась со словами, – Давайте послушаем. Это чудо, это просто чудо. Давно я не слышала таких грустно щадящих звуков. Это не простая музыка, это мелодия небес…, – она говорила что-то еще…
А он успел возненавидеть и эту немолодую женщину, и ее немощность, и ее навязчивое общение, но каким-то чувством понимал, что уже не может без Изольды, словно сам был тоже сотворен изо льда, и боялся заледенить эту маленькую изящную нежную Капельку.
И, когда Изольда, наконец, выскользнула из его рук, далее было неприлично пользоваться услугами мужчины, он, к своему удивлению, не тронулся с места, а стал смиренно дожидаться ее возвращения.
Стихла музыка, а он все стоял, не смея заглянуть в зал. Он представлял, как девушка вновь готовится играть. Как она смотрит на юношу, он делает ей знак и вновь звучит невинная музыка ветра и дождя.
