На берегу встретил его Корсаков; из дома с мезонином и березовым садом навстречу капитану и офицерам вышел Завойко, а с ним капитан «Иртыша» Поплонский, Струве и Штубендорф.
Завойко, казалось, стал выше, осанистей, а выражение лица его сделалось помягче.
«Кажется, он стал полюбезней», – подумал Невельский, но с невольной неприязнью взглянул на Завойко и сразу же почувствовал, что тот эту неприязнь заметил.
– Вот и вы к нам пожаловали, Геннадий Иванович. Очень будем рады видеть вас в нашем Аяне, где мы всегда любим гостей.
– Ну, я тоже очень рад, Василий Степанович, – ответил Невельской, стараясь перемениться. – Так это ваша усадьба?
– Да, как я есть хохол, то не могу жить без земли, чтобы не пахать ее и чтобы не развести сада, и не показать примера здешним людям, которые боятся копнуть землю. Я завел себе оранжерею и очень удивляю этим американских китобоев, которых здесь шляется немало.
«Право, он переменился, – подумал Невельской. – Если так, он благородный человек». Здравые рассуждения Завойко были по душе капитану, в них было что-то свое, родное.
«Он, кажется, все понял, – решил капитан. – Да ведь и в самом деле это ясно и очевидно, какое может быть ущемление его интересов».
– Вы уж простите мою хозяйку, что не вышла встречать, – говорил Завойко.
– Вы меня простите, Василий Степанович…
– Ах, что вы, что вы… Так пожалуйте…
«Он, кажется, в самом деле благороден», – подумал Невельской. Казалось, его встретил совсем другой человек.
– «Страна никому не принадлежит», – прочитал губернатор. – Вы уверены?
Разговор шел в кабинете.
– Совершенно уверен!
– Как вы можете быть уверены в том, что идет вразрез общепринятому мнению? Ведь это же будет читаться канцлером.
– Вот именно, ваше превосходительство, вопреки общепринятому мнению я и обязан был написать это, чтобы прочитал канцлер… Хотя бы ему и неприятно было, но ведь истина…
– Вы моряк, а не политик, – полушутя ответил Муравьев и вписал своей рукой: «видимо». Получилось: «Страна, видимо, никому не принадлежит». – Зачем вам лезть на рожон и брать на себя ответственность! Принадлежит она или нет – это, скажут, в лучшем случае, спорный вопрос и, скажут, не ваше дело. Наше дело – представить факты правительству.
Теперь уже Невельской был не неизвестным офицером, мечтавшим совершить открытие. Он – капитан, в рекордно короткий срок сделавший переход вокруг света. За плечами у него важнейшая опись. Радость и восторг губернатора давали ему право говорить совершенно откровенно и попросту и хотя бы в первый день встречи чувствовать себя с ним на равной ноге.
– Николай Николаевич! Пусть государь узнает истину!
– Какое это имеет значение. Не в этом суть. Да и сказал вам как-то граф Василий Алексеевич, что вы не о двух головах, и я тоже скажу. Да нам с вами и без этого достанется. – Муравьев рассказал об экспедиции Ахтэ.
– Тем более необходима была мне инструкция в лимане, – ответил Невельской. – Ведь могут подойти формально, обвинить меня…
– Это я беру на себя, Геннадий Иванович. Даже если бы и узнали, где вы получили инструкцию. Я берусь защитить вас.
– Николай Николаевич, ведь мы исследование скомкали.
– Геннадий Иванович, вы и так произвели все отлично, превзошли все ожидания.
– Нет. Мы еще, не дай бог, спохватимся когда-нибудь. Если говорить начистоту, мы далеко не выполнили своей задачи. Будь инструкция, мы представили бы сведения, уничтожающие все цели экспедиции Ахтэ.
