В больничные отсеки его не пустили. Здесь не было подобной практики. К удивлению Алика, часа через три Дмитрий пришел сам, пошатываясь на своих ногах, залитый какой-то желтой пеной и упакованный на одну сторону, как в паутину. На вопрос, почему он не лечиться, он отмахнулся здоровой рукой.
– Да ну, их. Смазали меня жуткой дрянью и отпустили. Башку разбил, шлем не спас. Болит.
– Ври больше! – отреагировал Алик. – Опять сбежал. Тебе надо лечь.
– Не. Больно. Сотрясения мозга нет.
– Голова у тебя крепкая. Черт побери, Димка, ну ты и везунчик! Ситуация-то была – дрянь!
Алик облегченно вздохнул и улыбнулся. Дмитрий щелкнул зубами и сморщил нос:
– Смерть меня не любит. Я ей надоел. И пирату я понравился. Правда, я обаятельный? – он состроил рожу, потом сказал серьезно. – Этот малый просто пощадил меня. Я, наверное, бредил со страху, но я голос слышал.
– Со страху, – кивнул Алик. – Ангел пел?
– Нет. Я слышал Эл. Она разговаривала со мной. Так четко. Что-то про полет.
– Ты бредишь, – заключил Алик. – Ты сбежал от врачей, и тебя будут искать. Пойдем ко мне. Там нас не станут, по крайней мере, допрашивать. Хочу понять, что произошло? Почему он тебя не убил?
Дмитрий вошел в его каюту. Огляделся.
– Ты живешь в гостинице? Я первый раз у тебя в гостях. Почему нас не поселили вместе?
– Мест других не было. Я не вхожу в экипаж. Крейсер занят подготовкой к встрече послов. Тут масса пассажиров. Они снуют здесь целый день. Суматоха. Ты пилот, ты должен жить поблизости к своей работе. Там гораздо спокойнее. Мне попало от капитана, больше я не летаю и вообще я тут – никто.
– Еще бы. Ты хоть понял, куда сунулся? Летаешь ты неплохо, но нам обоим с этим парнем и его машиной нечего было тягаться. Полетать бы на такой штуковине. У-у-у, зараза, все преимущество было на его стороне. Почему он меня не убил?
Алик сказал с грустью:
– Я тоже хочу знать. Все хотят. Все пилоты живы. Нонсенс. Радуйся, что цел. Или до сих пор тебе хочется свести счет с жизнью? Хочешь, я сам тебя убью. Только уймись.
– Нет. Нет. – Дмитрий замотал головой, боль усилилась, и он схватился за разбитый лоб. – Ой-ой-ой, кружится все.
Алик постарался удобно усадить его. Дмитрий шипел и морщился. Его спина болела от ожогов. Он вертелся на сидении, пытаясь принять подходящую позу. Он кое-как устроился, перевел дыхание, замер, склонившись на один бок, погрузился в размышление.
Алик улыбнулся. За глаза они называли Димку – «бурундук» или «воробей». Бурундуком, потому что был шустрым, а воробьем за задиристый нрав. Сейчас он так и выглядел, как вороей: нахохлившийся, чуть склонивший на бок голову, втянутую в плечи, глаза круглые от боли. Он водил взглядом, то в одну сторону, то в другую, словно высматривал крошки на полу. Выражение его лица менялось, серьезное, сосредоточенное, потом недоумение, испуг, снова недоумение. Алик догадался, что он восстанавливает в памяти бой.
– Нет. Не могу так сразу. По памяти не могу, – встрепенулся он. – Что он там со мной вытворял, а?
– Что?
– Было там что-то странное.
– Ты живой, двое остальные тоже – вот что странное. Кажется, пираты соглашаются договариваться с нами, перед переговорами они не стали бы портить отношения. У него наверняка был приказ не убивать. Это был разведчик. Разнюхивал. А за одно, продемонстрировал, на чьей стороне преимущество. Не удержался. Сам знаешь, как они любят показывать, кто сильнее, – с досадой сказала Алик.
