Читать онлайн Мария Фефелова - Капитаны. Продолжение книги «Сияющий мир»

Он знал, что этот день наступит. Но как странно было осознавать, что он пришёл так скоро и, может быть, даже раньше, чем он это осознал.

Люк понимал, что его сын взрослеет, но неужели это всё проснулось в нём так рано, ведь ему всего одиннадцать лет? Неужели в его ещё детскую душу уже начали закрадываться неявные, переменчивые тени, так знакомые самому Люку? Неужели отдалённый зов Вечного Сияния уже сейчас начал звучать в мальчике?

Чего только стоили этот взгляд синих глаз, смотрящий словно поверх всех вещей, эта странная полуулыбка, обращённая будто к кому-то невидимому, эта задумчивость, с которой Артур глядит на море, и эта всё больше проявляющаяся отстранённость от игр двоюродных сестёр, которым он всё чаще предпочитает одиночество. А теперь ещё эти сны про корабль, парящий над морем. Как посмотрел на него Ник, когда сын рассказал о своём сне за общим столом! Будто брат искал какое-то объяснение тому, что и сам давно знал, ― знал, что его племянник слишком похож на своего беспокойного отца.

Люк бы и сам не смог всего этого объяснить. Ему казалось, что годы спустя он всё ещё находится в непрекращающемся поиске, на пути которого никогда не будет финиша и окончательного ответа. Он давно уже понял, что истина не в конце дороги, а в ней самой. В странных снах и неожиданных откровениях. В объятиях жены и в смехе детей. В улыбке брата и в дружеской поддержке. В шуме волн, в гуле, который издают звёзды, если прислушаться к ним, в тихо скрипящих мачтах и шелесте парусов между морем и небом. Его истина пахла весенними цветами и бризом, землёй после дождя, тёмным ромом и просмоленным деревом, а на вкус напоминала терпкое и сладкое одуванчиковое вино. Свою истину он держал в ладонях, и в то же время она по-прежнему оставалась где-то за далёким горизонтом, и это будоражило и волновало его, заставляя снова и снова устремляться к далёким берегам. Так было всегда, но теперь он был не один.

С того дня, когда он встретил Мэри, он никогда не отправлялся в плавание без неё. Он был безмерно благодарен жене за то, что она всегда находилась рядом. Почти все женщины мечтают о простом семейном счастье, но далеко не каждая согласилась бы строить его в бесконечном странствии, в небольшой каюте на шхуне. Он старался максимально облегчить её быт на судне, хотя разница между «Рассветом» и её прежним домом всё ещё оставалась значительной. Однако Мэри жаловалась редко; лишь когда сильно уставала, она позволяла себе наедине с мужем в нескольких словах выразить недовольство, но почти сразу успокаивалась и, покрывая поцелуями его лицо, шептала, что не променяла бы эту жизнь ни на что другое.

Однажды он решил серьёзно поговорить с ней и прямо сказал: если ей трудно постоянно его сопровождать, если долгие путешествия для неё в тягость, он согласен купить для них с сыном благоустроенный дом, а сам будет выходить в море реже и не так надолго, потому что совсем прожить без «Рассвета» он бы не смог. «Может, я не идеальный муж, Мэри, ― сказал он. ― Но другим, наверное, уже не стану». То, что она ответила ему тогда, тихо, но твёрдо, с побледневшим лицом, на всю жизнь отпечаталось в его памяти.

«Люк, ― проговорила Мэри, глядя ему в глаза, ― я скажу тебе прямо. Знаешь, в моей жизни всё могло бы быть по-другому. Я могла бы остаться в родном городке и никогда не бывать ни в море, ни в других странах. Я могла бы выйти замуж за какого-нибудь хорошего парня, обычного, но работящего, и вести хозяйство, как подобает хорошей жене. У меня были бы подруги-соседки, с которыми мы бы говорили о наших мужьях и детях. Моя жизнь была бы удобной, простой и понятной, и все вокруг говорили бы, как мне повезло, как я счастлива, какой замечательный у меня муж и какой послушный сын или какая красивая дочь… И так на протяжении долгих спокойных лет… Во всём этом нет ничего плохого, многие были бы благодарны судьбе за такую жизнь. Но, ― на глазах её вдруг выступили слёзы, ― если ты знаешь, что хочешь большего, если в грёзах и снах ты уносишься куда-то за горизонт, как можно быть счастливой в такой жизни? Если ещё до встречи ты помнишь единственно любимое лицо, как можно любить кого-то другого, пусть даже очень хорошего, но другого человека? В моей жизни всё могло быть по-другому, Люк. Но… если не ты… не Артур… не эти странствия на „Рассвете“… зачем же тогда? Зачем, если не всё это?..»

Когда она договорила, он, потрясённый, притянул её к себе, обнимая её вздрагивающие плечи. Каждое её слово осело в его душе, оставив там отпечаток, который было уже не стереть. Смысл этих слов словно что-то сдвинул внутри него, заставив посмотреть на любимую новыми глазами, осознать в ней и в себе что-то, что было даже больше, чем любовь, больше, чем всё, чему можно было дать название. «Прости меня, Мэри… Мэри… родная моя», ― прерывисто шептал он, и гладил её распущенные длинные волосы, и целовал её щёки, мокрые от слёз, и боялся, что просто не выдержит этого огненного потока, который затопил его душу и разливался, разливался горячими волнами по всему его телу.

В ту ночь звёзды казались ему ближе, чем когда-либо. Их свет фиолетово-синим призрачным сиянием заполнял темноту, их гул звучал у него в голове, он парил среди звёзд и растворялся в них, и в этой непередаваемой высоте полёта он не помнил себя, а помнил её, только её одну.

А когда утром он посмотрел в блестящие глаза Мэри, он понял, что и она чувствовала это.

***

Иногда он заставал сына на палубе смотрящим на море. В самом этом занятии не было ничего необычного, но замершая неподвижность фигуры мальчика, словно он только что бежал куда-то, но вдруг остановился и застыл на одном месте, и его погружённость в себя, совсем не свойственная для детей его возраста, заставляли Люка постоянно размышлять о том, какие глубины скрываются в душе Артура. Он вновь и вновь мысленно возвращался в то время, когда он сам только начинал прислушиваться к тайнам мироздания, когда незнакомая, но манящая музыка чьих-то голосов звала его за океан, когда днём одолевали сомнения, правильно ли он поступает, стремясь в неизвестность, а ночью душили слёзы тоски по чему-то недостижимо-вечному и всепоглощающе-большому. И просыпаясь утром, он уже знал, что не сможет без этого обойтись; даже не понимая, что искать, он шёл за неведомый горизонт.

Уже потом он понял, что свет всегда горит в ладонях, хотя и это непоколебимое знание не искореняло сомнения до конца. А тогда, когда он был как Артур, и даже намного старше, эти сомнения не давали ему покоя. Они разъедали душу, являясь то приступами тихой ноющей боли, то настоящими штормами, выжимающими из него все силы. И всё же маленький огонёк света, как путеводная звезда над дорогой его судьбы, проводил его через бури.

Сейчас ему казалось, что он стал спокойнее и мудрее, но и в этом была пусть маленькая, но доля самообмана. По-прежнему мальчишка, смотрящий куда-то в неведомую даль, он искал Несбыточное с той же пылкостью и надеждой отчаянного мечтателя. Однако он подозревал: то, что раньше казалось ему его слабостью, на самом деле было его главной внутренней силой.