Дядя Федя тяжело вздохнул и повернулся к комиссии.
– Вы, конечно, можете девчонку в интернат отправить, тут уж я ничего сделать не могу. Что слово сторожа супротив вашего, высокого? Да только, уверяю, она и там выживет. Вот только озлобится. Зачем человеку жизнь портить? А касаемо Семенова, то тут тоже можно поблажку сделать. Второй раз не побежит. А ежели наказать кого-то невтерпеж, то наказывайте меня, тут уж мое упущение. Не доглядел.
Дядя Федя огорченно махнул рукой и спустился со сцены. Стало совсем тихо, только слышны его тяжелые шаги по стертому паркету.
– Подумаешь, побегали немного, – жалостливо в один голос сказали воспитательницы-хохотушки Роза и Галя. – В остальном же нормально все.
– Капа мне всегда помогала простыни и наволочки перебирать, каждую дырдочку видела. Я-то уже старая, глаза слабые, могла и пропустить дырдочку, а она видела, – вздохнула кастелянша Римма Захаровна. – Жалко девочку.
– Да что дырдочки?! – провел ладонью по лицу водитель Игнат, оставляя под носом жирную черту машинного масла. – Вот полуось на заднем мосту менять – это полная задница, а все эти ваши дырдочки в наволочках…
– Градова меняла полуось?! – изумился директор.
– А при чем тут Градова? – удивился Игнат.
– Это я тебя спрашиваю, при чем тут Градова?!
Игнат в замешательстве почесал под носом.
– Градова-то… Откуда я знаю?! Мне машина новая нужна!
– Игнат, давай по существу! – устало попросил директор.
– Так я и так по существу! Вон, третьему детдому трофейный «Опель» выделили – чудо, а не машина!
– Игнат, я тебя понял! – в нетерпении прервал его директор. – Кто-нибудь еще хочет высказаться? Только по существу вопроса, товарищи!
Поднялся трудовик Степан Степанович. Потер могучую шею огромной рукой и сказал.
– Насчет Градовой… там уже начальство пусть само решает, но в интернат – это, конечно, сильно. А вот Семенова мне отдайте, на перевоспитание. Молотком, рубанком поработает – мозги на место встанут. Труд физический – он дурь вышибает махом!
Семенов, совсем приунывший, выпрямился и согласно закивал. Капа стояла рядом со спокойным взглядом. О чем она думала, боялась ли наказания – определить было невозможно.
– А что с Градовой делать? На кухню, как всегда? – задумчиво спросил Андрей Андреевич воспитателей. Никанорыч развел руками, Зинаида Аркадьевна, растерявшая воинственную решимость, пожала плечами.
– А мне можно тоже молотком и рубанком? – вдруг спросила Капа.
В стенах зала пронесся удивленный выдох.
– Девчонке? – растерялся Степан Степаныч. – Девчонки вроде как шитьем должны заниматься. Ну, или штопкой. Занозу поставишь, что я потом с тобой делать буду?
– Степа! – зашипел дядя Федя и дернул его за рукав. – Не выводи меня!
Трудовик вздохнул и сдался.
– Если начальство не против, то и я не против.
Начальство было не против. Начальство устало.
***
Тук-тук! Тук-тук-тук!
Финальный гвоздь под сильными ударами вошел прямо. Степан Степаныч взял табуретку, покрутил в своих могучих руках и одобрительно поцокал языком.
– Ты, Градова, прямо скажем, талант!
Капа стряхнула с волос завиток стружки и широко улыбнулась. Подбоченилась, держа в правой руке молоток.
– А то!
– И скромная, – вздохнул трудовик.
Поставил табуретку и посмотрел на жужжащего ножовкой Семенова. Тот с инструментом управлялся неплохо, ему это даже как будто нравилось. Вечно плаксивое лицо теперь раскраснелось от азарта. Аж язык высунул от усердия.
