Но, естественно, я сдерживаюсь и думаю:
«Когда-нибудь потом ты, Элинор, так и сделаешь. Но только не сейчас. Теперь от твоего визита зависит не только твоя работа, но и доход тех людей, которые трудятся вместе с тобой на станции. Ты же не хочешь, чтобы они перебивались с хлеба на воду вместе с тобой?».
Я толкаю стеклянную дверь. Та открывается абсолютно бесшумно и без усилий, словно бы за ней стоял кто-то невидимый и потянул ее на себя, лишь стоило мне прикоснуться к ручке. Интерьер холла меня впечатлил. Я не сразу пришла в себя и только потом поняла, в чем дело. Тут слишком много пустого места. Если бы кто-нибудь из великих кинорежиссеров решил сделать современную экранизацию Ганса Христиана Андерсена, то именно так должно было бы выглядеть царство Снежной королевы – бездушное и стерильное пространство. Белые стены, такой же потолок, зеркала и полированный металл.
Проклятые зеркала! Я вновь получаю возможность убедиться в том, что катастрофа сегодняшней ночи никуда не исчезла: глаза, словно разъехавшиеся в стороны от постоянного вранья, кривоватый пробор, да и ноги я как-то странно ставлю, словно косолаплю. Продолжить занимательные исследования собственной внешности мне не позволяет крашеная рыжая Валькирия, притаившаяся за стойкой. Я не сразу и заметила эту низкорослую особу.
– Чем могу помочь? – проворковала она.
Следует признать, голос у нее хорошо поставлен, это я, профессионал, сразу определила. Такого самостоятельно не добьешься. Для этого придется посещать занятия, брать уроки у профессионала. Думаю, сама она за них не платила. Какой-нибудь функционер залез ради нее в партийную кассу. В конце концов, оно и правильно. Эта рыжая Валькирия, как-никак, лицо классических либералов, ее видишь первой, входя в офис.
– У меня назначена встреча, – говорю я, стараясь произносить слова по всем правилам дикторского искусства.
– Ваша фамилия? – подхватывает игру Валькирия.
Губы ее старательно артикулируют каждое слово, глаза не бегают, значит, она посещала курсы для теледикторов, где вдобавок к произношению учат, как следует подавать себя в кадре.
«В конце концов, какое мне до нее дело? Пусть красит волосы в рыжий, как медная проволока, цвет, делает себе перманентный контур губ. Для меня это просто неприемлемо. Ведь тогда я буду выглядеть просто ужасно со смятой помадой. Люди решат, будто мой рот провалился».
– Фрекен Мартинссон к херру Улссону. Юхону Улссону, – с интонациями Джеймса Бонда добавляю я.
Рыжая явно завидует моему бюсту, ведь на ней свободная блузка, какие обычно надевают те дамочки, у которых грудь маловата. Ее выдает беглый взгляд, брошенный в вырез.
«Это обстоятельство уж никакими занятиями на курсах для теледикторов не исправишь, – злорадно думаю я. – Разве что вкачать пару литров силикона в каждую сиську. Взгляд мужчины так обмануть еще можно, однако не его пальцы, губы… – Я тут же ужасаюсь. – О чем ты думаешь, Элинор? Побыстрее переживи свой получасовой позор, отработай деньги, которые дает вашей радиостанции эта чертова партия, и катись отсюда в свой Хёгкуль».
– Минуточку, – произносит рыжая и включает внутреннюю связь. – Фрекен Мартинссон к херру Улссону, – дублирует она мои слова.
Это получается у нее очень чувственно, как в рекламе. Я так говорить всерьез не умею, у меня только понарошку выходит нечто похожее.
– Да, разумеется, – говорит Валькирия и поднимает глаза на меня. – Проходите, фрекен Мартинссон, херр Улссон ждет вас.
