– Вам известно с кем у неё был последний роман?
– В сентябре она ездила на Чёрное море с каким-то Аликом. Кажется, он даже сделал ей предложение руки и сердца. Вернувшись с курорта, они разругались.
– На какой почве?
– Самой банальной. Алик этот оказался давно и прочно женат.
– Вы уверены, что после Алика никого больше не было?
– Уверена. Весь остаток сентября и первую половину октября мы довольно часто общались, и Агата постоянно жаловалась на полную неустроенность личной жизни на текущий момент. Нет, появись у нее мужчина, это не укрылось бы от моего внимания. Мы, женщины, чувствуем, когда где-то рядом заводится роман или интрижка, как кошки чувствуют приближение землетрясения. Я уверена, что у неё никого не было. Она даже объявление в Интернете собиралась разместить. Не знаю, сделала она это или нет, потому что на следующий день после того, как мы с ней это обсуждали, я заболела, а потом случилось это… Ну, в общем, я больше её не видела.
Капитан, насторожился:
– А что это за объявление в Интернете, о котором вы упомянули?
Я пожала плечами:
– Вообще-то, это была моя идея. Увидела объявление на автобусной остановке около моего дома, оторвала листочек с телефоном, сунула в карман, а позже, когда была в гостях у Агаты, предложила ей попытать счастье таким образом.
– Вы сами звонили по этому телефону?
– Нет.
– Вы помните текст этого объявления?
– Только приблизительно. Что-то про знакомства через Интернет, буквально пара строчек, номер телефона и женское имя.
– Какое?
Изящным движением кисти я нарисовала в воздухе математический знак бесконечности.
– Не помню точно. То ли Ирина, то ли Марина.
– А номер телефона?
Я посмотрела на капитана Гуляева, как на ненормального. Неужели сам он держит в памяти кучу ненужных телефонов?
– Тем более не вспомню. Кажется, в нём было несколько одинаковых цифр. Семёрок или двоек. Я в тот же вечер выбросила этот листок. К сожалению, это всё, чем я могу вам помочь, – попыталась я дать понять Анатолию Петровичу, что пора свёртывать нашу беседу – перерыв-то не резиновый.
Товарищ следователь намёка не понял и продолжил свой допрос как ни в чём не бывало:
– Скажите, Агата звонила по номеру, указанному в объявлении, в вашем присутствии?
– Нет, она звонила из коридора, а я находилась в комнате.
– Вам был слышен разговор?
– Нет.
– Она пересказала вам после содержание разговора?
– Нет, сказала только, что на следующий день у неё назначена встреча по этому поводу.
– С кем?
Во мне уже начало вскипать тихое раздражение от этого пинг-понга из вопросов и ответов. Но не пошлешь ведь капитана милиции открытым текстом.
– Понятия не имею. Наверное, с этой Ириной-Мариной.
– Скажите, а не хранила ли Агата у себя каких-то очень ценных вещей? – круто сменил тему Анатолий Петрович.
– Коллекцию фамильных бриллиантов? – я не удержалась и уже в открытую съязвила.
– Зря иронизируете по этому поводу, Татьяна Владимировна. Я пытаюсь найти причину, по которой ваша подруга была убита. Вполне возможно главной целью преступника были какие-то ценности.
– Какие там ценности! Да, Агата рассказывала мне, что прабабушка её была известной оперной певицей, всю жизнь собирала коллекцию живописи. Но за годы войны почти вся коллекция разошлась в обмен на продовольствие – только так членам семьи и удалось выжить в блокадном Ленинграде. Потом семья ещё несколько раз переезжала, а, как известно, один переезд равен двум пожарам, так что от всего былого великолепия в семье осталась всего одна небольшая картина. Агата называла мне имя художника, кажется, Коровин, не помню точно. Я в живописи не очень-то разбираюсь. Агата говорила, что это полотно дорого стоит, но продавать она его не собирается, потому что это память от бабушки, так оно и висит у неё в комнате.
