Машина Пола наконец завелась и выехала из гаража. Розмари распахнула дверцу и высунулась наружу:
– Садитесь.
Гибсон послушно забрался на переднее сиденье, а она освободила свое место за рулем. Наверное, не сомневалась, что машину поведет Пол.
Тот, застегивая на груди синюю рубашку, появился через секунду. И, устроив длинные ноги под рулевой колонкой, спросил:
– Куда, Рози?
– На рынок! – решительно ответила она.
Гибсон сидел между ними и чувствовал себя восковым манекеном.
– Я позвонил Джини, чтобы возвращалась домой. – Пол говорил так, будто едва сдерживался, чтобы не стучать зубами. – Она на уроке музыки. Полчаса мама спокойно продержится одна. Я помог ей лечь, но не объяснил, почему уезжаю. Нехорошо, чтобы она волновалась. Что на тебя нашло?
– Должно быть, сошел с ума. – Это было самым простым, что он мог сказать. Теперь он не ощущал ни страха, ни боли.
– Дай бог, чтобы она оказалась на рынке и ее уже нашли, – говорила Розмари. – Пол, это на самом деле яд?
– Опасная штука. Я ему так и говорил. Как же он сумел до нее добраться? – Пол не скрывал, что рассержен.
Гибсон, выглядевший словно тень, объяснил, и у Пола стало такое лицо, словно он изо всех сил стискивал зубы. Гибсон говорил, его слышали, но реально не воспринимали. Пол вспотел. Машина вихляла. До рынка оставалось всего три квартала.
– Как вы оказались дома, Рози? – Пол все больше нервничал.
– Хотела поговорить с ним наедине. Сегодня Этель впервые ушла на работу. – Они повернули за угол. – Смотрите, полицейская машина.
У Гибсона кольнуло в груди, но это был скорее не страх, а любопытство – что будет дальше. Он попытался уцепиться за него, желая ощутить себя живым. «Что я здесь делаю? Кто я такой и все эти люди, молодые, чем-то озабоченные, энергичные?» Розмари спустила ноги на тротуар перед рынком, Пол затянул тормоз и вышел с противоположной стороны.
Гибсон на мгновение ощутил себя брошенным и незащищенным, поскольку обе передние дверцы машины Пола остались распахнутыми. Где-то глубоко внутри екнуло. Но это было тоже только любопытство. Он, как мог проворно, пересел на место водителя и вылез из машины. Затем, прихрамывая, поспешил за остальными на рынок.
– Я его помню, – сказала миниатюрная девушка-кассир.
У нее были темные спутанные волосы, черные глаза и огромные золотые серьги в ушах.
– Он мне всегда казался приятным человеком. Да, я его, конечно, узнала. Это он, сто процентов. Но никакого зеленого пакета при нем не было. В магазине точно не было. Я не видела. – Она придвинулась к высокому полицейскому и плаксиво продолжала: – До обеда у нас обычно не бывает запарки. Я заметила, как он вошел. Вон в ту дверь. Вид у него был не ахти. Такое впечатление, что он заболел или что-то в этом роде. В руках у него ничего не было. Если он что-то прятал, то только в карманах. Вы проверяли его карманы?
– Вы смотрели в карманах? – потребовала Розмари, оглядываясь вокруг, словно собираясь на него наброситься. Она казалась совсем чужой. Полицейский стал его обыскивать, и Гибсон беспомощно стоял как истукан или как дитя, которому не верят взрослые.
Девушка-кассир почти рыдала.
– Зачем он это задумал? Я считала его хорошим! Понимаете, не все покупатели такие, а он был хорошим. – Она употребила прошедшее время, словно Гибсон уже умер. Ей никто не ответил. – Послушайте, – всхлипывала она, – зеленых бумажных пакетов я вообще ни у кого не видела. Через мою кассу прошли три или четыре покупателя. Здесь ничего такого не было. Может быть, у него вообще не было никакого яда? – Она со страхом покосилась на Гибсона.
