– Я в отдельном доме живу. Таких в Москве еще полно. Собственный, деревянный. Соседей нет. Никто ничего не увидит.
– А он в каменном, в большом, с лифтом?
– И с лифтером. Там только актеры знаменитые живут.
– Возле Кремля?
– Конечно!
– У моей мамы тоже в Москве свой дом был. Большой. И склеп фамильный. – Василиса, вспомнив о маме, расстроилась.
– Вы из буржуев?
Девушка не ответила.
– Никому не болтай. Буржуев никто не любит. Донос состряпают – и опять в свою Тмутаракань тю-тю!
– Я и не болтаю.
– Ты ведь комсомолка?
– Конечно.
– Вот и ладненько. Сегодня ложись спать, а завтра поведу тебя к акушерке. У тебя сколько недель?
– Целый месяц, а может быть, и больше.
– Месяц? Это не беда. Проснувшись, Василиса обнаружила у постели на тумбочке конверт с деньгами.
– Это привет от Ромы. – Намазывая на хлеб масло, Леля уже прихлебывала чай из блюдца. – Тебе есть не велено. Перед абортом нельзя, еще вырвет. А там за тобой убирать некому. Поедем на трамвае. Она живет в коммуналке. Сюда идти не захотела.
– Не в больнице? – уже смирившись с мыслью, что ей нужно избавиться от ребенка, испугалась Василиса.
– Сказано же тебе, аборт в больнице – это направление из женской консультации, морока, в общем. Там тебя уговаривать начнут, медицинских показаний к аборту у тебя нет.
– Какие еще показания?
– Сердце больное, порок или еще что-то. У тебя порок?
– Нет.
– Вот видишь. Одевайся.
– А Роман?
– Роман ночью в Киев улетел.
Василиса с Лелей пересекли Москву из конца в конец. Сначала на трамвае, потом на метро.
– Не глазей, а то опоздаем, ей на смену идти, – одергивала Леля Василису, когда та чуть не застряла каблуком в эскалаторе. Огромное подземное царство в мраморе ошеломило девушку. – Видишь, сколько после буржуев понастроила Советская власть?
– Да-а, – остановившись около скульптуры матроса, замерла Василиса. – Это мой отец. Точь-в-точь!
– Да ты что? А говоришь из буржуев.
– Так это мама.
– Правильно сделала, что за революционера замуж пошла. Вон моя за бухгалтера, так у него растрата случилась.
– И что?
– Посадили и расстреляли.
– Как расстреляли? А вы?
– Ну, я маленькая была, а мама сказала: «Правильно, нечего народные деньги разбазаривать!»
– Так он ведь для вас с мамой старался, наверное?
– Нет, не для нас. Выяснилось, что его начальник подставил и все деньги украл. Потом и начальника под вышку. Но отца уже не вернуть. Вот я и говорю, если б революционный матрос был и на фронте погиб, тогда бы гордиться можно.
– Зачем тебе мертвый отец? Я бы любым гордилась, только живым!
Когда они подъехали к двухэтажному бараку, где жила акушерка, Василиса побледнела.
– Не дрейфь, – подбодрила ее Леля. – Я несколько раз уже… – Она не успела закончить фразу, как дверь распахнула полная тетка в грязном фартуке поверх байкового халата.
Она тихо повела их по длинному коридору, приложив палец к губам, и толкнула дверь в маленькую комнатушку, где стоял стол, оттоманка и деревянный буфет. Когда тетка ступала по неровным половицам, в буфете тоненько отзывался лафитничек со стеклянными стопочками в ряд. Акушерка протянула к нему руки.
– Водочки выпьешь? – обратилась она к дрожащей Василисе.
– Зачем? – Девушка вздрогнула.
– Дурная, затем, чтобы не больно было. Спроси подружку свою. – Она подмигнула Леле, как старой знакомой.
– Нет, я потерплю.
– Как знаешь. Мне больше достанется. Во время войны всем спиртику перед операцией давали.
