Кара богов - страница 5

– Что-нибудь можешь добавить? – Спросила она, продолжая смеяться и прикрывая рот ладонью. Ее щеки слегка порозовели, а в уголках глаз появились легкие морщинки, придавая ее лицу теплое, дружелюбное выражение.

– Апп.. ооп… аппп.. опппп. – Папа продолжил дурачиться, беспомощно разводя руки в стороны.

– Да ну тебя!

Мама шутливо кинула в него попавшейся под руку тряпкой.

– Ух ты! – Папа наконец «обрел дар речи» и зачарованно любовался мамой. – Дорогая, я забыл про него, когда ты надевала его в последний раз?

– Если честно, я даже не помню, носила ли я его. Его сшила твоя мама на мой день рождения. А цветы рисовала бабушка. Элан был тогда совсем крохой, но даже он постарался. Смотри, это отпечаток его руки!

Мама повернулась боком и показала рисунок маленькой ладошки у самого подола, откуда начинались цветы.

– Мне так оно понравилось, что я решила спрятать его подальше, чтобы не испортить. – Смущенно сказала она, пару раз покрутившись вокруг себя. При каждом повороте подол платья приподнимался, и казалось, что цветы парят в воздухе.

– Оно потрясающее и очень тебе идет! – Восторженно проговорил папа, подкрался к маме при ее очередном повороте, подхватил на руки и приподнял над полом.

– Решено, пойду в нем. – С трепетом ответила мама, высвобождаясь из папиных объятий, и в первые за эти два дня сама поцеловала его в щеку. – Осталось только найти шляпку, сегодня знойное солнце. И поторопимся, монахи будут использовать свой артефакт для благословения. Потрясающее зрелище!

Папа надел светло-коричневые хлопковые брюки, легкую белую футболку и кожаные сандалии. Меня одели, также. Артефакт-амулет я повесил на шею, папа утром проделал в нем отверстие и вставил веревочку. Когда он коснулся моей кожи, снова немного кольнуло, но я уже привык к этим ощущениям и не обратил на них внимание.

В воздухе полупустой улицы витало предпраздничное волнение, которое дополнял детский смех, доносившийся со всех сторон. Празднование проходило на другом конце городка, поближе к лесу и реке. Мы направились туда и вскоре оказались на широкой священной поляне. Ее окружали величественные каменные плиты, вдвое превышающие рост взрослого мужчины.

На каждой плите высечены сцены из далекого прошлого, о которых мама рассказывала с трепетом. Именно здесь произошел суд богов во времена, когда наши предки чуть не истребили друг друга. Тогда был принят закон жизни, запрещающий убивать человека. Поэтому плиты назвали «плитами жизни». Я уже видел их несколько раз, но они настолько завораживали, что я остановился и рассматривал одну из них, как будто впервые.

На поверхности было нанесено детальное изображение самих богов. Двое мужчин. Они восседали на облаках над огромным и обугленным деревом, под которым собрались наши немногочисленные предки, стоявшие на коленях и воздевающие руки кверху. Слезы, боль и ужас на их лицах выглядели так правдоподобно, что у меня каждый раз бежали мурашки при взгляде на них. Все остальное пространство плит было заполнено рисунками мертвых мужчин и женщин. Их безжизненные глаза всегда направлены на наблюдателя, откуда бы он ни изучал рисунок. А если смотреть на них хотя бы несколько секунд, начинало казаться, что они двигаются и пытаются отделиться от поверхности плиты.

– Элан, идем! – Окликнула мама и потянула меня за руку.

С облегчением я отвлекся от плиты и сосредоточился на центре поляны, где возвышалось высокое и могучее персиковое дерево. Его ветви, усыпанные крупными листьями насыщенно-зеленого цвета, широко раскинулись во все стороны, словно пытаясь обнять всю поляну и от чего-то уберечь. Свадьба пришлась на момент цветения, и на его ветвях распустились сотни розовых цветков, укутав дерево в облачка восхитительной нежности. Их аромат наполнил воздух своей сладостью.