– Ну так опрашивайте. Я готов.
– Понимаешь, в чем дело, функция опроса возложена на Аркадия. Нас с Глашой считают слишком добрыми. Считают, что из-за доброты своей мы можем быть не совсем объективными при допрос… Тьфу ты! При опросе. Понимаешь? А Аркадий… Аркадий он кремень! Никаких поблажек! У него всё чётко!
– Ну так зовите вашего Аркадия. Делов то.
– Не царское это дело за каждым шмыгарём меж временным таскаться. Это так Аркадий говорит. Я тебя сам к нему отведу. Мы тебя предупредить хотим. Понравился ты нам. Понимаешь, любит он свои опросы в представления превращать. Недавно, например, рядом со стулом опрашиваемого гильотину поставил. Настоящую. А вокруг кровища! И головы человеческие кучей валяются. Это типа, тех, кто на вопросы честно не отвечал, хитрил значит. Кровища и головы конечно бутафория, но от настоящих не отличишь, если не знаешь. Так что, готовься! Сказки страшные вспоминай, кошмары ночные, ужастики. Памперс одень. Если своего нет, то мы дадим… Ай!
Саныч снова получил ложкой по затылку от Глафиры.
– Пошутить нельзя! – пропищал он, потирая уже не воображаемую шишку.
– А почему у вас всё так сложно? Я думал, что в будущем обязательно научаться чужие мысли на расстоянии считывать и никаких вопросов задавать друг другу будет не надо. Всё всем обо всех будет известно.
– Смотри ка, а ты умный! Правильно ты говоришь, придумали люди такую штуку, чтобы чужие мысли считывать. И начали они этим делом заниматься, а потом поняли, что ерунда всё это и читать чужие мысли перестали.
– Почему?
– Да потому! В голове нормального здорового человека мыслей как мусора на ваших свалках. Мысли умные и дурные, хорошие и плохие, приличные и неприличные, красивые и ужасные. И все они в одной голове! Но это ничего не значит! Нельзя человека судить или хвалить за его мысли. Это можно делать только за его дела. Думать человек может всё что угодно. Пока человек не произнёс ответ на вопрос, нельзя понять врёт он или нет. В голове его одновременно могут существовать два желания: сказать правду и солгать. Пока ответа нет, выбор неизвестен, и судить о человеке нельзя.
– Ладно. С человеческими мыслями понятно. А у вас, у роботов, какие мысли в голове?
– В отличие от людей, молодой человек, в головах биороботов мысли бывают исключительно добрые, красивые и приличные. – задрав кверху нос, с пафосом произнёс Саныч.
– Ха-ха-ха-ха!!! – заржала Глаша, услышав эти слова Саныча.
– Исключительно красивые и приличные! – громко и обиженно повторил Саныч.
А Глафира поглядела на Саныча с ласковой иронией, покачала головой, захлопотала у плиты, и запела: – Лютики-цветочки у меня в садочке…
И Саныч отвёл Макса к Аркадию. Аркадий встретил их на лужайке перед своим жилищем, которое видом своим напоминало то ли усечённую пирамиду без окон, то ли военный бункер. Видно было, что он поджидал гостей. Перед Санычем и Максом стоял двухметровый шкаф в клетчатой рубашке на выпуск с закатанными рукавами. Ладони рук у шкафа были засунуты в карманы широких тёмно-серых штанов. Из карманов торчали только большие пальцы. Шкаф, не просто стоял, шкаф внимательно рассматривал Макса и не спеша раскачивался с пяток на носки и обратно. На его лице сияла улыбка. Только улыбка эта была не доброй, а издевательски-ироничной. «Улыбка садиста.» – подумал Макс.
– Здравствуй. Вот, привёл к тебе. – сказал Сыныч.
Аркадий, продолжал молча улыбаться и раскачиваться.
