Он сбегал в кафе, вернулся с деньгами и расплатился, но дело уже было сделано – примета свершилась, и оттого, по крайней мере у Донни, на груди словно камень повис. Он махнул ладонью в сторону столика, и Мать покорно за него уселась, подвинув к колену жёлтый чемодан и придерживая его рукой. В такой позе она просидела до десяти. Между тем ресторанчик сегодня жил какой-то особенной жизнью. Во-первых, из отеля спустился я (а это бывает крайне редко), во-вторых, из кухни пришёл повар (ещё реже). И мы втроём – я, повар и Донни – принесли с разных мест еще столов и стульев и выстроили всё это в несколько длинных рядов. Мы расставляли столы для поминок под удивлённые взгляды наших, видимо, последних в этом сезоне гостей – Девочки и Дорси, которые как раз спустились к завтраку, ну и Матери, естественно, которая от усталости так и не отпустила свой чемодан и никак не принимала участия в происходящем. Кабальеро при этом было гораздо меньше обычного – многие предпочли сразу отправиться к дому Хосе, не заходя к Донни.
– Оп-па! Ты ведь накаркал, любимый мерзавец! Ты посмотри, уже уехала и, вдруг, снова сидит! – воскликнула Девочка едва они с Дорси появились перед кафе и увидели Мать.
– Эти русские всегда держатся за свои чемоданы! – среагировал Дорси.
– Что-то сильно ты хорошо разбираешься в русских…
– А ты что? Ревнуешь?
– Только заметил!.. «Цветы!.. Русские!..» – почти кривляясь, передразнила она Дорси. – Не смотри на неё!
– Хорошо, не буду… – и действительно посмотрел не на Мать, а на Донни, который закончил расставлять столы и, заняв позицию перед стойкой, с видом оперного певца заговорил.
– Сеньоры и сеньориты! Нам пора… уважаемые гости простят нас… Амиго! – я оглянулся. – Амиго, оставайся за главного. Мы ушли хоронить.
Кабальеро суетливо засобирались и во главе с Донни молчаливой толпой потянулись куда-то по улице, мимо крыльца с цветами, туда, куда мы ещё ни разу не заглядывали в ходе моего рассказа.
– Это какой-то местный обряд? Пойдём посмотрим… – сказала Девочка.
– Если я правильно понял, кто-то умер, – ответил Дорси. -Ты хочешь развлечься на похоронах?
Девочка отрицательно замотала головой.
Я очень хотел это сделать, но всё же решил не описывать похороны. Похороны – это похороны, хотя местный разлив этого мероприятия не похож на тот северный вариант, к которому мы привыкли. (Боже правый! Какое соседство – «похороны» и «привыкли»! ) Например, гроб с Хосе под вой Марии и родственниц на руках отнесли до кладбища, а у нас родственники почти не плачут и гроб перемещается на машине. На кладбище этот гроб поместили в склеп, принадлежащий семье Донни, словно задвинули на полку стеллажа, а у нас… – вы знаете… вряд ли можно взять могилу взаймы или на прокат. И весь город, по крайней мере так виделось со стороны, обнимал Марию и целовал её детей. Я умолкаю, я обещал не описывать… просто сделал пару штрихов, чтобы вы оценили драматургию. Скажу лишь, что каждым поворотом этого спектакля, с видом торжественным и опять же театральным, руководил Повелитель, напоминая не то дирижёра, не то директора. Даже священник не выглядел таким значительным. И еще замечу два момента. Первое – это когда Донни, по обыкновению, то засовывая руки в карманы, а то с экспрессией размахивая ими над головой, с раздражением что-то долго и тихо говорил Звездочёту. Звездочёт, и это было видно всем присутствующим, сначала удивился, затем обрадовался, и его сияющая от счастья физиономия сделалась неприличной на таком скорбном мероприятии, но почти сразу его борода чуть опустилась, улыбка пропала и в глазах появилось озабоченное выражение. Второе – это Родригес – чиновник из муниципалитета. Он явился на похороны чуть не бегом, с опозданием, и сразу же подошёл к Повелителю.
