Что интересно, ему твёрдо отвечал мужской голос без всякого страха или подобострастия:
– Нашей вины в этом нет! К нам доставляли уже практически трупы. Да и большая часть доставленных якобы живыми никак не могли долго прожить после жутких ожогов, многочисленных переломов или не совместимых с жизнью внутренних кровоизлияний.
– О-о-о! Кракен вам всем в печень! – не унимался расстроенный донельзя чиновник. – Вам доставили пятьдесят моряков, а выжило из них только четверо?! Как это понимать?! Всё равно слишком мало! Плохо работаете!
– Работали целые сутки на износ, – в прежнем тоне продолжал отвечать невидимый главврач. – Никто не спал и не присёл ни разу. А если не устраивают результаты самоотверженного труда подотчётного мне госпиталя, я готов немедленно уйти в отставку.
– Далась тебе эта отставка?! – вроде и кричал некто, но уже намного тише и не так озлобленно. – Вот ведь заладил… А мне что прикажешь делать? Как и у кого я выясню, что случилось на этом драном пароходе, если все передохли? Или остались ничего не соображающими инвалидами? Сам ведь слышал, что эти утырки двух слов связать не могут и толком ничего не видели. А этот чего разлёгся, не мычит не телится? – Голоса раздавались совсем рядом. – Он вроде самый целый из них?
– Относительно… Голова у него содрана преизрядно. Скорей всего серьёзное сотрясение мозга. Ну и по всему телу мелких ожогов, потёртостей и ссадин хватает. Глаза вон чуть взрывом через уши не выдавило, все капилляры полопались, не факт, что зрячим останется… И не факт, что выживет.
Похоже, прибывшие начальники читали нечто в виде амбулаторной карты больного. Потому что крикун хмыкнул, а потом стал уточнять:
– Почему этот тип в отдельной палате?
– Очень, очень тяжёлый случай. И мы применили к нему особое лечение. Не каждый после такого выживет. Вот и приходится возле него постоянно держать квалифицированную сиделку.
– Чего это он в заливе совершенно голым оказался?
– Мало ли… – пустился в предположения главврач. – Может, спал как раз…
– Но совсем уж голыми матросы не спят?
– Так после взрыва ещё и керосин горел. Или что там у вас горит-то?.. Многие срывали с себя горящие одежды, как я понял…
– Хм! И опознать его никто не сумел?
– С его-то опухшей мордой? Да с кучей повязок на голове? Причём все его сослуживцы, считай, погибли.
– Ну да… Хоть бы выяснить, с какой он боевой части?
– Очнётся – сам расскажет. Но не факт, что добавит сведений о причинах взрыва. Да и очнётся ли? Может, так и умрёт в виде бессознательной медузы. Есть для этого все предпосылки. Консилиум подтвердил самый негативный анамнез.
– Тьфу ты! Сожри кракен ваш консилиум!
– Напоминаю: нашей вины нет.
– Ладно, ладно… Заладил одно и то же! – Голоса стали удаляться. – Но если вдруг очнётся этот парень, пусть сразу у него выспросят, что случилось на пароходе и кто виноват. А то мне очень, ну очень…
Слова слились в неразборчивое бормотание. Оставшись в относительной тишине, Поль не знал, радоваться ему или укорять себя за притворство? С одной стороны, вроде пока ничего не грозило. Приняли за одного из выживших моряков. То есть время есть, спешить некуда. С другой – где силы взять, если раненого даже кормить не станут? Дескать, медуза, всё равно помрёт. А применить воздействие к недавним посетителям а’перв почему-то не решился. Вдруг что-то не так пойдёт? Или рядом посторонние будут? Ведь явно ещё кто-то был из сопровождающих! И вообще: силёнок-то для «отката» и «подбора» где взять? Вначале с ними надо решить… Или поесть… Или попить хотя бы… Или примучить кого не глядя?.. Но если кто посторонний умрёт при «отборе»? Могут быть неприятности… Замкнутый круг получается.
