Карманный оракул (сборник) - страница 2

Но знаменитое «Дыр булщыл», например, вовсе не бессмыслица и не заумь, как аттестовал ее Крученых; в хлебниковской науке о значащих корнях все эти слова вполне себе значимы, и не зря они стали пословицей. Все мы знаем, что имеем в виду, когда говорим «дырбулщыл». Это символ русской ритуальной магии, доморощенного неоязычества, модной дикости; в знаменитом «убещур» есть и убийство, и прищур – в частности ленинский, – а «вы со бу» вообще звучит азбукой для каждого советского человека. «Выходите, собирайтесь, будем» – что будем? Территорию благоустраивать или в другой край переселяться, а то и вообще расстреливать вас всех будем. «Вы» – приставка, подчеркивающая выход, переход в другое состояние или обращение к толпе; «со» – собирание земель или собирание в дорогу, чем был занят почти каждый советский человек; а «бу» – это и «будем», и «убью», и глухое шаманское «бу-бу-бу», бубен родоплеменной древности, которая вот так ненавязчиво ворвалась в современность. Вполне понятное стихотворение, вся русская история в нем и ничего заумного.

Что касается отчетливо графоманских черт поэзии самого Хлебникова – кажущееся пренебрежение формой, свободное чередование размеров, парадоксальные логические связи между главами, строфами, словами, – так ведь XX век канонизировал и графоманию. Очень многие великие картины этого столетия напоминают рисунки детей, а стихи Пригова или Рубинштейна – детские или графоманские опусы. Примитивизма тоже никто не отменял. Хлебников заставил русскую литературу прислушиваться к бреду и лепету – и вычитывать из него великие закономерности эпохи, потому что детское зрение всегда видит только главное. И великие лирические образцы у него все равно есть – где же здесь, например, безумие?

Русская политика есть пьеса. Она разыгрывается в разных декорациях, но без больших композиционных изменений – случаются разве что стилистические. В четные века – пожестче, в нечетные, когда память еще свежа, – помягче. Вместо тоталитаризма – абсолютизм, и вся разница.

Русский мир есть большой зрительный зал, в котором эту пьесу смотрят. Регулярно проводятся кастинги на вакантные роли: чаще на второстепенные, реже на главные. Список действующих лиц известен: в первом действии – революционер-реформатор, во втором – контрреформатор (иногда это одно и то же лицо, которому предоставили шанс показать актерские возможности, сыграв сначала одно, а потом прямо противоположное). В первом действии – поэты-сентименталисты и романтики, во втором – одинокий поэт-государственник. В третьем – дружный хор оттепельных талантов. В четвертом – недружный хор распутных диссидентов. Во втором действии обязателен соратник-отступник, министр или олигарх, низвергнутый в ходе оледенения и высланный, по удачному выражению Владимира Жириновского, «либо в Читу – либо в Лондон». Бывает персонаж, замаливающий грехи юности: когда-то он общался не с теми людьми, но теперь решил стать святее Папы Римского и всех друзей сдал, да и вообще превратился в цербера. Почти у всех русских охранителей было революционное или, по крайней мере, негосударственническое прошлое: вот вам, пожалуйста, Вышинский, есть аналоги и нынче.