Карманный оракул (сборник) - страница 51

После книги дефектолога Тамары Катаевой «Анти-Ахматова» – крайне тенденциозного подбора мемуарных свидетельств с откровенно хамским авторским комментарием – вокруг новой литературоведки образовалась, по-набоковски говоря, «грозовая атмосфера скандала». Катаеву позвали на «Эхо Москвы», беседы с ней появились в прессе, разносные рецензии сделали антиахматовщине достойный пиар, книга вышла вторым изданием, и что со всем этим делать – было как-то не вполне понятно. Гордо игнорировать? Но от такого игнорирования наглецы наглеют еще больше, ибо не встречают достойного сопротивления. Вступать в борьбу? Но это как со смоляным чучелком: и сам измажешься, и чучелко распиаришь. Ловить на элементарных ошибках? Но Катаева ведь не литературовед, чтобы ошибаться: она берет официально опубликованные тексты и комментирует их в стилистике школьника, пририсовывающего Ломоносову усы и фингал. То намекнет на физиологические обстоятельства вроде климакса, то уличит героиню в недостаточной заботе о сыне, то подхватит сплетни о бисексуальности – анализа текстов при таком подходе, ясное дело, не дождешься. Но Катаева – как и написавший комплиментарное предисловие к ее труду петербургский переводчик Виктор Топоров – существует в страшном мире, где литературы нет. На этом поле им играть не дано. Они способны обсуждать и оскорблять литераторов, лишь переходя на личности и коллекционируя слухи. С Топоровым, впрочем, все понятно давно – его перестали принимать всерьез, и постепенно он выкатился из поля обсуждения. Катаева – случай иной: она стала чуть ли не символом нового литературоведения. Сейчас, когда подобные мемуарные выборки выходят пачками – «Маяковский без глянца», «Блок без глянца», когда методика вересаевских книг «Пушкин в жизни» и «Гоголь в жизни» поставлена на поток, но без вересаевского такта и знания эпохи, – новый тренд обозначился с пугающей ясностью. Мода на биографии – вещь естественная и благотворная, особенно в кризисные времена, когда читателю нужна моральная опора в виде великого примера; однако всякая эпоха выбирает из обширного интеллектуального меню мировой культуры именно то, что ей по росту. Сегодняшняя литературная публика жаждет видеть гения исключительно на судне – по выражению Пушкина, радовавшегося утрате записок Байрона.

Естественно, что от новой книги Тамары Катаевой – «Другой Пастернак» (издавать ее пришлось в Беларуси, в Минске, поскольку в России, видимо, охотников не нашлось) – ждали еще одного скандала и, стало быть, нового витка катаевской раскрутки. Автору этих строк, в свое время опубликовавшему биографию Бориса Пастернака в серии «ЖЗЛ», звонили уже из трех изданий с просьбой прокомментировать случившееся и, если потребуется, вступить с Катаевой в полемику.

– Вы книгу читали? – спрашиваю.

– Пока нет… А что, стоит?

– Да просто не о чем там говорить. Она думала, что сейчас мир рухнет, – а там ничего вообще.

– Не может быть!

– Точно вам говорю.

Да, читатель, Бог не фраер. Жизнь сама ответила на вопрос, что с ними, с такими, надо делать. Ничего не надо – достаточно дать им написать следующую книгу: у зла, как известно, короткое дыхание, и выдыхается оно быстро. На сей раз Катаева не произвела на свет ничего сенсационного, хотя пыжилась не по-детски: «В “Анти-Ахматовой” я любила мысль народную, в “Другом Пастернаке” – мысль семейную». Чувствуете уровень притязаний? Катаева не сумела наговорить о Пастернаке и его близких никаких новых резкостей – только перепечатала то, что в разное время писали Лидия Чуковская и Эмма Герштейн, которые терпеть не могли Ольгу Ивинскую, да друзья юности Пастернака, которым не нравилась его первая жена Евгения Лурье. Замысел книги был, знамо, подловат – у Пастернака, слава богу, остались живые ближайшие родственники, прежде всего сын Евгений Борисович, чьими стараниями в основном опубликовано наследие отца, включая переписку. Именно против Евгения Борисовича – а также его матери Евгении Владимировны – и направлена своим острием эта поделка, но жало на сей раз так тупо, что вряд ли уязвит кого бы то ни было. Сущность катаевского метода проста – наклеивание ярлыков, пересказ фактов в базарном тоне, повышенное внимание к физиологическим аспектам биографий, поскольку дефектолог чувствует себя вправе судить о физиологии и не берется за литературу, но без единой, цельной концепции такие потуги дешево стоят. В случае с Ахматовой такая концепция – точнее, доминирующая эмоция – наличествовала: женская ненависть, а может, ревность к трагической, но триумфальной ахматовской судьбе. Как относится Катаева к Пастернаку – не понимает ни читатель, ни она сама. Все пастернаковские женщины Катаевой активно не нравятся. В каком-то смысле такая ситуация традиционна для особо пристрастных пушкинистов – по выражению все той же Ахматовой, им хотелось бы, чтобы Пушкин женился на Щеголеве; но то пушкинисты, они хоть в предмете разбирались. На каком основании Катаева отвергает всех трех избранниц Пастернака и кого намеревается предложить ему взамен – остается для читателя загадкой: нет слов, жаль, что они разминулись в веках, – общение с Пастернаком бывало благотворно и для негодяев вроде тогдашних литературных функционеров, но теперь-то что локти кусать?