– Дурак. Вечно ревнуешь, – дочь презрительно фыркнула. – Пойду к детям. Что-то они притихли.
Отец и сын долго смотрели ей вслед, не решаясь заговорить.
Борис Иванович не выдержал первым:
– Слышал, у тебя все хорошо?
Сын застенчиво улыбнулся:
– Стараюсь держать твою планку.
– Ты редко бываешь у нас.
– Дела. Семья требует много внимания. Как ты справляешься?
Борис Иванович опустил глаза, пиная камешек:
– Я был плохим отцом для тебя, да?
Старший отвел взгляд, но Борис Иванович успел заметить тоску и обиду в нем.
– Забудь, – старший протянул руку, заботливо поправил воротник рубашки отца.
Борис Иванович поймал руку сына, сжал ее и притянул к сердцу:
– Прости меня. Прошу.
Старший вздрогнул, растерянно уставился на отца:
– Я стал старше и… мудрее.
Они снова замолчали. Сердце Бориса Ивановича бешено билось под рукой сына, он столько хотел сказать, но не мог найти нужные слова. Все казалось неважным и банальным.
Младший сын подошел тихо, молча наблюдал за происходящим. Живой и подвижный, в яркой майке с дурацким принтом, он смотрелся вызывающе на фоне строгой тишины. Он подошел ближе:
– Вот вы где спрятались.
Старший сын неловко отнял руку и вытер сухой лоб:
– Давно стоишь, умник?
Младший пропустил сарказм, отодвинул брата и похлопал отца по плечу:
– Хорошо выглядишь. Рад за тебя.
– Поговорим позже, – старший неловко повернулся на каблуках и пошел к гостям.
Борис Иванович долго смотрел в спину старшего сына, корил себя за слабость и трусость. Он снова не смог сказать, как сильно любит его. Как скучает и ждет хотя бы звонка.
Младший проследил за взглядом отца:
– Он всегда был странным.
Борис Иванович хотел сказать, что это не так, но тогда придется слишком много всего объяснять. Рассказать то, что он сам хотел бы считать просто страшным сном и забыть навсегда.
– Ты прав. Не стоит портить праздник.
– Нас кормить будут, хозяин? – младший погладил живот. – Я специально неделю не ел. Готовился.
– Мать расстаралась. Роту солдат накормить можно.
Мужчины рассмеялись.
– Она может. Эх, мне бы такую жену – тихую да скромную.
– Потише. Если твоя услышит…
Младший лишь махнул рукой:
– Все равно скандал устроит – причина не важна.
– Тяжело тебе.
Младший на минуту погас, но быстро скинул наваждение и мягко улыбнулся:
– Детей жалко. Люблю я их. Понимаешь?
Застолье прошло весело. Поздравления и добрые пожелания сыпались со всех сторон. Взрослые и малыши славили незабвенного, любимого отца, деда и прадеда в одном лице. Борис Иванович внимательно слушал, вытирая подступающие слезы и стараясь запомнить этот момент. Запомнить, как тепло и уютно в семейном кругу. Среди любимых и любящих людей. Это семья, его плоть и кровь, его гордость.
И все же, чего-то не хватало. Борис Иванович то и дело косился на ворота, словно ждал кого-то еще. Он тихо вздыхал и прятал глаза от жены. Она молчала и делала вид, что не замечает. Младший прав – хорошая, тихая.
Гости разъехались только к полуночи. Довольные взрослые прощались с хозяевами и запихивали сонных малышей в такси.
Когда в темноте погас след фар последней машины, жена устало сняла фартук, повернулась к дому:
– Пойдешь спать?
Борис Иванович обвел взглядом опустевший двор, покачал головой:
– Посижу во дворе. Не жди меня, ложись спать.
– Ты принял лекарства? Твое сердце…
– Не волнуйся. Все хорошо.
Жена уже развернулась к дому, но задержалась:
– Все еще ждешь?
***
Большой дом, утопающий в летней зелени светился всего двумя окнами: в зале и спальне. Одно вскоре погасло. Видимо, жена легла спать.
