Картина преступления - страница 19
– Вы не можете в это верить, – сказал я.
– Ну, Фиону в конце концов подвели именно они. Самое смешное, что она была при деньгах. Их у нее было достаточно, чтобы подкупить местных судей. Чтобы подкупить полицейских. Чтобы подкупить гангстеров из Таммани-холла [3]. И она пыталась, но никто из них не притронулся к ее деньгам. Они слишком опасались последствий. Более того, один из них написал своему старому другу Генри Холмсу, который первым же кораблем приплыл в Америку – как раз вовремя, чтобы раскрыть ее планы и разрушить их.
– И это был не конец истории, я думаю.
– Нет. Все продолжилось следующим образом. Тысяча девятьсот тридцатый год. Ограбление банковского хранилища. Глазго. Все преступники схвачены, но драгоценности исчезли. Догадайся, кто появился в обществе в рубинах ценой в миллионы фунтов? – Он рассмеялся, заметив недоумение на моем лице. – Джейми, ты пробыл в Америке слишком долго. Фунтов стерлингов. Денежная единица. По-видимому, один из нанятых ими жуликов доставил им рубины через канализацию, с помощью подъемного блока. Квентин Мориарти заявил, что драгоценности достались его жене по наследству, но Джонатан Холмс доказал лживость этого заявления с помощью пары крыс, скальпеля и женского носового платка. Тысяча девятьсот сорок четвертый год, Мориарти грабят музеи Европы в течение Второй мировой войны. Тысяча девятьсот шестьдесят восьмой – они заседают в Нобелевском комитете. Тысяча девятьсот семьдесят второй – мою старшую сестру Араминту попросили раскодировать серию сообщений, зашифрованных подстановочным кодом Френсиса Бекона. В сообщениях говорилось о продаже ядерных боеголовок. Теперь Уолтер Мориарти. На кой черт ему понадобились боеголовки? Наверно, перепродать их с выгодой. Он пошел под суд. У двоих присяжных обнаружилась редкая форма рака. Жена судьи пропала. Все спокойно. В новости ничего не попадает. А потом кто-то убил всех трех кошек Араминты.
– Боже, – сказал я, – это ужасно.
– Уолтер Мориарти вышел из тюрьмы через четыре месяца. Балаган. И все же – запомни! Не вся семья была плохой. – Он налил себе чаю. – На самом деле там на каждое поколение находилось одно червивое яблочко. Остальные… Ну, я знал Патрика Мориарти, когда был молодым. Мы встречались на вечеринках в Оксфорде, достаточно пили, чтобы блевать на углу, и сравнивали счета. Мы говорили о кровной распре между нашими семействами – хотя тогда это было ничто по сравнению с тем, чем является сейчас, – и он сказал, что фундаментальная разница между нами была в том, что Холмсы – бессердечные оптимисты, а они – пессимистичные гедонисты.
– Бессердечные оптимисты? – Моя Холмс не казалась особенной оптимисткой. – В каком смысле?
– Ты видел древнее изображение богини справедливости? С завязанными глазами и весами. Сделана из блестящей меди, чтобы не трогали. Я думал о нас в этом смысле. Чтобы судить других людей, вы должны удалиться от них. Не все Холмсы сыщики, как ты знаешь. Далеко не все. Большинство из нас заканчивает в управлении. Некоторые – учеными, некоторые – юристами. Один сухой сучок, мой двоюродный брат, продает страховки. Но когда мы занимаемся расследованием, мы стараемся не оглядываться на закон. У нас собственные средства. Иногда, если закон сбоит, у нас свой собственный суд. Чтобы обладать этой властью… надо не позволять эмоциям ослеплять тебя. Поможет вам посадить человека знание, что у него голодают дети? И, в конце-то концов, несдержанность – не в нашей природе. Мы – это мозги, ты знаешь. Тело – просто чтобы перемещать нас с места на место. Но со временем мы отвердеваем. Становимся ломкими, глядя на себя так долго. Может быть, для дела это и лучше. Потому что ты не можешь выполнять эту работу без веры, что она действительно что-то меняет, действительно делает мир лучше. И не можешь полагать, что ты в силах сделать мир лучше, не будучи грандиозным эгоистом.