– А как кататься на лепестках? – Мне стало любопытно.
– Ну у тебя не получится, это нужно из Cтен быть’ня. Когда ложишься спать… – тут он моргнул на верхний лепесток, – …иногда говоришь во сне. Многие в Стенах говорят во сне. Даже сами стены говорят, но очень тихо. И я научился так говорить, чтобы вместе со стенами. И знаешь что? Они начали мне отвечать! Я никому ничего не рассказываю, но тебе скажу, – заговорщески зашептал он и подался вперед. Судя по всему, он уже целую вечность хранил секрет и жаждал поделиться.
– Ведь на самом деле, пока лепестки не отпадают, – они же и есть Стены'ня. И если их хорошо попросить, то можно выйти наружу. И каждый раз перед Обнадеждой я ложусь спать. Никто в Стенах не спит тогда, кроме меня. Все смотрят. Многие говорят, я странный, потому что пропускаю Обнадежду. Наверное, так и есть’ня. Ты думаешь, я странный?
– Я думаю, да, – честно ответила я.
Мальчик нахмурился.
– Но это же хорошо – быть странным, – добавила я. – Я вот тоже странная. Наверное.
«Наверное», – эхом отозвалась Фая.
– Правда? А что там, внизу? Совсем ничего нет? Темно? Так в Стенах говорят. Но ведь они же говорят, что нельзя наружу выйти, а я выхожу – врут ведь'ня. Скажи мне. Что там? Я не могу до самого дна упасть, просыпаюсь.
– Не знаю, я там еще не была.
Мой ответ явно поставил мальчика в тупик, и он сменил пару скользящих кораблей в молчании.
– Как? – выпалил он наконец, уже без детской ноты в тоне. – Откуда ты тогда?
– Я пришла сверху. Точнее, приехала. На поезде.
– Но ведь я сверху. Там нету никаких на поезде.
– И не пытайся объяснить, – тихо сказала Фая. – Ему только хуже станет.
– Знаю, – подумала я в ее сторону.
– Забудь об этом, Сн. Это глупости. Мне нужно спешить. Было приятно познакомиться, пусть я и не могу представиться как следует. – Я встала и пошла, осторожно выбирая шаги.
Сн выглядел неважно и часто мерцал.
– Постой! Пожалуйста! Если вдруг вернешься сюда, можешь рассказать что там, внизу'ня? Ладно?
– Хорошо, – сказала я, улыбаясь мыслями. – Сладких снов, Сн! – Но он уже вышел за радиус своих способностей и проснулся.
Наверное, я задумалась в пути, а когда очнулась, все вокруг изменилось. Охитинилось. Окружение не имело ничего общего с ульем наверху. Все стало бутылочно-зеленым и кристально отражало само себя, создавая бесконечные зеркальные коридоры. Когда в отражения попадали яркие отсветы алых, изящно сконструированных падающих фрегатов-лепестков, мурмурная нега сюрреально проскальзывала, и было в этом что-то шкатулочное. От фрегатов исходил звук трепещущих на ветру флагов, хотя самих флагов на мачтах видно не было.
Здесь было так спокойно… хотелось лечь и смотреть, как падают корабли. Один, другой, третий… убаюкивая вдаль… я тепло зевнула, прикрывая рот рукой. А почему бы и не отдохнуть?
– Не сейчас, – сказала Фая. – Когда лепестки перестанут падать, мы потеряем направление.
– Но я же увижу новый сон, – возразила я. – И путь будет видно снова.
– Не сейчас, – повторила Фая и отстранилась.
Во мне встрепенулось негодование. Ну конечно, ей лучше знать; а вот не послушаю ее, и что тогда? Я твердо решила так и сделать, но пройти хотя бы еще немного.
Между тем склон становился все круче. Кое-где попадались выбитые неведомым инструментом ступеньки, но чем глубже, тем реже, и наступил момент, когда я достигла отвесного плато без признаков спуска, совсем как на станции.
