Он говорил вкрадчиво и эмпатично, но в то же время с иронией, как бы насмехаясь.
Я покачала головой и медленно двинулась вдоль стены, прочь от картины с часовой деревней. Во мне колыхалось.
– Да что там в деревне случилось? – спросил он.
Я посмотрела наверх, мои глаза – полные блюдца слез. Я не хотела отвечать.
– О да, наверное, это тоже надо повторить, ты же не помнишь. В общем, ты можешь не утруждаться говорить со мной. Я и так вижу все твои мысли.
А мысли мои зияли пламенем. Я ненавидела себя. Я использовала эту девочку, рискнула ее жизнью, чтобы достичь своих целей. Какое я имела право? Не зря Фая не хотела принимать в этом участия. Она знала, что потом пожалеет. Она все знала, а я не понимаю вещей. Я маленькая, неосознанная, беспомощная. У той девочки была чистая душа. Чистая. А я толкнула ее в этот Дом, заставила ее идти наперекор страху. За этой проклятой книгой. Думала, что это направление. Направление, не направление – какая разница?
– Направление, – эхом повторил Коллекционер. – Направление куда? Ты вообще помнишь цель своего путешествия или тоже не?
Я остановилась перед следующей картиной. Она морфилась глубинами: было трудно сказать, что на ней изображено, цвета плавали.
– О, вот свободная форма, как раз к месту. Ее можно под что угодно сделать. Могу в ней перекинуть тебя немного назад, чтобы ты вспомнила слегка, раз уж так получилось, а то мне не в кайф все повторять по новой. Окей?
Я кивнула.
– Смотри, – сказал он, и картина стеклась жидким пазлом.
В моем восприятии будто вытянули глубину, как карандашную линию, которая, изображая коридор, уходит внутрь листа. И я оказалась там, внутри картины. Только на этот раз у меня не было своей воли. Я смотрела неуправляемый сон.
Вокруг мигали красные маяковые огоньки. Я шла по щиколотку в воде. Абсолютная ночь без звезд окружала меня. Вдали гуднул пароход. Я говорила с Фаей, а точнее, слушала свои собственные реплики, шевеля губами, предугадывая их за мгновения до. Непрерывное дежавю.
– Меня проволокло как бы, знаешь? Я думаю, на пару миров, не больше. Хотя откуда мне знать на самом деле.
Вода была прохладной и маслянистой. Подол моего платья намок и волочился.
– Теперь вот я иду к пристани, потому что Слух направил. Рыболовная фаза там, – он сказал. И я понимаю, что это значит в логике этого мира, но если подумать в целом, то я без понятия. Осталась ли у меня своя собственная логика? Отдельная от любого мира? Была ли она? Вот в чем дело, Фай.
– Не думаю, что такое бывает, – отозвалась она. – Любая логика основывается на окружении, и наоборот.
– Но с чего-то же все началось, разве нет?
– Нет, ничего ни с чего не началось.
– Откуда ты знаешь, Фай? Откуда ты все знаешь?
– Я вижу, – ответила она. – Можешь мне верить.
– Если ты все видишь, то скажи мне. Пусть у всего в принципе нет начала, но с чего хотя бы началось это путешествие? Зачем я иду? Ты же знаешь, да? Знаешь же!
Надо мной низко пролетел массивный плоский объект; черный, сливающийся с ночью. Фая молчала.
– Ведь было бы намного проще, разве нет? Проще было бы идти, зная куда! И ты знаешь, но почему-то скрываешь? Зачем ты это делаешь? Ты – единственное близкое мне создание!
От этих слов в Фае взметнулось сильное чувство.
В этот момент я зацепилась за что-то ногой.
Я наклонилась к воде, чтобы распутать.
Фая жарко задышала по ту сторону меня. Она будто хотела остановить, закричать «Нет!», не позволить мне увидеть, за что это я зацепилась.
