Майкл остановился, его маленькие ножки невольно замедлили шаг. Он посмотрел на меня с непониманием и недовольством.
– Ты что, не хочешь больше, чтобы Йорис нам помогал? – спросил он, пухлые губки дрожали от негодования.
– Я не знаю, как объяснить, малыш, – я осторожно наклонилась, чтобы заглянуть ему в глаза. – Иногда взрослые делают сложные вещи, и это не всегда связано с тем, что они хотят. С Йорисом между нами осталась ненормальная атмосфера…
– Но он мне нравится! – его глаза наполнились слезами.
Я глубоко вздохнула, ощущая, что его печаль – это и моя печаль, и вместо того, чтобы защищать его от реальности, я почувствовала необходимость быть с ним откровенной.
– Да, мне тоже. Но не все, что делает нас счастливыми, может продолжаться вечно.
Слезы уже на подходе, однако я старалась держаться, ради малыша, чтобы он увидел, что даже в трудные времена мы можем оставаться сильными. Мы продолжили путь, я стискивала его руку, чтобы создать у него безопасное ощущение. Но даже это не смогло отвлечь меня от той раны в сердце, бурлящей обидами и неисполненными мечтами.
Вернувшись домой, я ощущала, как моя голова будто наполнилась тяжелыми облаками, готовыми разразиться дождем. Мягкий свет заходящего солнца пробивался сквозь занавески, создавая в комнате теплое, почти уютное сияние. Но этот свет не мог разогнать тени, которые кружились в моем сердце, как неумолимые призраки прошлого.
Майкл медленно вошел в дом первым, оттягивая меня за собой, словно мы перенесли все те чувства, что остались в том прощальном взгляде Йориса. Его маленькие пальцы сжимали мою руку, и в этот момент я понимала, как важно оставаться сильной ради него. Аккуратно сняв с него куртку, я заметила, как он снова уселся на стул, пряча лицо в руках. В эти моменты я чувствовала его хрупкость больше, чем когда-либо.
– Майкл, – произнесла я, присаживаясь рядом и обнимая его. – Что ты чувствовал, когда уходили?
Он всхлипывал, я старалась понять, насколько глубоко его ранили наши объяснения. Каждый его вздох будто резал меня, обнажая все мои слабости.
– Я просто не понимаю, почему мы больше не можем быть с ним, – сказал он наконец, поднимая взгляд своих светлых глаз. – Он добрый и купил нам мороженое.
Из-за этого я почувствовала жгучую боль в груди. Каждый его вопрос – это словно корявый стебель, который глубоко застрял в моем горле. Мне не хотелось втягивать его в свои внутренние метания, но разве могла я оставаться безучастной, когда его мир рушился?
– Иногда, – произнесла я, – даже хорошие люди могут давать нам не то, что нужно. С Йорисом… у нас было что-то особенное, но потом это что-то стало не таким. Может быть, мы просто не понимали друг друга.
Сейчас я осознавала, как мой собственный внутренний конфликт передавался Майклу. Сложно было не рассуждать о том, что между нами постепенно становилось холодным, словно сдать все те чувства, что однажды наполняли наш дом светом и радостью.
– Но я не хочу с ним прощаться, – сказал Майкл, его неопытные слова потянули меня назад в те светлые, казалось бы, безмятежные моменты. – Он же наш друг!
Казалось, вся атмосфера вокруг нас наполнилась неизбежной печалью, и я невольно задумалась, что, возможно, именно эта потеря стала для нас обоих болезненной правдой. Мой сын, он был слишком мал, чтобы все это понять, но слишком чувствителен, чтобы не чувствовать.
– Я понимаю, – произнесла я, его глаза светились искренним недовольством. – Просто иногда нам приходится выбирать, что лучше для нас.
