Кащеево царство - страница 22

– Русич – хорошо. Унху – плохо. Унху жадный, грубый. Убить Аптя. Русич – добрый. Надо жить хорошо с русич. Пусть русич защищать нас от Унху. Мы всегда верны русич…

– Мудро рассудил, – отвечал Ядрей. – С нами лучше в мире жить. А то осерчаем, пустим твою крепостцу с дымом…

Всё плыло и прыгало у него перед глазами. Странно это – неужто настойка так сильна? Или хозяева что подмешали в неё? Воевода жмурился и тряс головой, пытаясь сбросить помрачение, но не мог, а где-то в пьяном чаду уже гремели задорные голоса земляков:

У женёнки одной бабы молодой Мужичонка был задрипаный такой. Ой-ля, ой-ля-ля, ля-ля, Ой-ля, ой-ля, ой-ля-ля, ля-ля. Свои силы он оставил в стороне, Не оставил ничего своей жене. Вот приходит один раз и говорит: «Ну, ведь, жёнка, нам разлука предстоит. А разлука-то всего лишь на три дня. Ну ты, жёнка, не скучай тут без меня». К этой жёнушке явился домовой, Поиграл, да и тайком ушел домой. Домовой-то был соседик боевой, Приглянулся этой жёнке молодой. Мужичоночка проездил три денька – «Как тут, жёнка, не скучала без меня?» «А ко мне-то приходил тут домовой, Поиграл, да и опять ушел домой». «Если в доме заведется домовой, То тогда уж, жёнка, жалобно не вой».

Дом сотрясался от гогота и хлопков. Яков Прокшинич взялся тягаться с югорским боярином на ладонях, Савелий, раскрыв обвислый рот, отбивал кулаком счёт о столешницу. Югорцы азартно подбадривали своего, а с другой стороны неистово орал Сбыслав, заклиная всех чертей и ангелов Господних оказать помощь земляку. Но небесное воинство не помогло боярину – как он ни тужился, как ни старался, не удалось ему сломить дюжего югорца. Наконец, сдавшись, Яков вытер пот с покрасневшего лба и опрокинул в рот ещё один кубок.

– Могуч ты, братец, – промолвил он, отдуваясь. – Тебе только с Буслаем биться. Он у нас горазд на такие штуки.

В ближнем от входа углу сидел молодой певец и, бренча себе на гуслях, тянул песню. Гусли он держал по особому, торчком, зажав их между коленей. Никто не слушал его, кроме Завида Негочевича, который как зачарованный шептал что-то обмётанными губами, слепо глядя певцу в глаза. А югорец тем временем выводил:

Боярин впитывал в себя незнакомые слова и видел перед собою жутких оборотней, пьющих человеческую кровь, и коварных духов трясины, увлекающих заблудившихся путников в топь; видел деревья, разрывающие человека пополам, и кусты, склоняющиеся над спящими и протыкающие их прямо в сердце. Кошмарные наваждения не отпускали его, он чувствовал, что погружается в них всё глубже, не в силах вынырнуть. Он пытался прочесть молитву, чтобы спастись от наплывающих туч югорского морока, но не мог вспомнить ни слова. «Господи, что же это?» – со страхом думал он. – Неужто они все здесь – колдуны, а мы – их добыча?». Смириться с этим было невыносимо, но и сбросить с себя дурман он не мог. «Погибаю, погибаю, нет мне спасения».