– Своего веского слова, – но длиннющий мэн вставил знаменитую Его фразу:
– Одну минуточку! – и напомнил всем присутствующим, что:
– Спрос, – он дорого стоит, надо его бить вовремя.
– Я не понял, – сказал Миша, – кого бить, если все конкурентки уже потонули в этом Сиваше Галилейского моря, – он показал большим пальце назад, где пару минут назад никого не было, но сейчас, некоторые, как говорится:
– Уже переоделись, – и опять пошли в заплыв на их:
– Остров Сокровищ.
Медиум:
– Кто? – вопрос к хозяйке публичного заведения.
– Мария МакДолине-с, сэр.
– Простите, это не Садо-Мазо, а то я боюсь.
– Нет, умирают, как правило, все. Но.
– Но?
– Но потом воскресают.
– Как правило?
– Нет, да, воскресают вроде все, но точно:
– Не все Это помнят.
И далее: значит в Галилею идут для того, чтобы Воспоминание о Воскресении связало Прошлое с Настоящим.
Встреча в Галилее означает, что Воскресение, да, было, но об этом:
– Никто не помнит.
– Вы настаиваете, – проинтонировал Н, – что к воспоминаниям:
– Нет прямого пути?
– Именно так, сэр. Мы не можем рассказать, о том, что было, потому что это будет:
– Уже другой рассказ.
И значит, что такое Воскресение?
– Что?
– Что?
– Это события настоящего, воспринимаемые, как события прошлого. – Это После. А До, наоборот:
– События настоящего происходят, как события будущего.
– Иначе воскресение не может стать реальностью? – спросил Германн.
– Да.
– Так ответ еще проще: значит его не было!
– Это все равно, что сказать:
– Вот этих Флорентийских стейков и семги в газете – нет, – хотя вы их видите и сейчас будете есть.
Понятно? События Настоящего – это Рассказ о Прошлом.
– Почему?
– По определению, что иначе – если всё по-честному – быть не может.
Ребята посовещались и сказали:
– Ми согласны поставить зачет. – Это Миша, а Германн добавил:
– С условием, что вы объясните чуть позже, почему из прошлого в будущее нет прямого пути, что значит:
– Зачем надо было обязательно идти в Галилею через Десятиградие.
– Я думаю, – сказал Миша, когда уже начали есть семгу в мокрой газете, развернув ее предварительно, – они пошли:
– В обход Демаркационной Стены.
– Это невозможно, – сказал Германн, – ты в ГДР был хоть когда-нибудь?
– Нэ успэл. – Нет, мог бы, но, наверно, так и понял:
– Назад не вернешься.
– Почему?
– Как в песне написано: я оттудова сбехгу.
– Вот так прямо на Запорожце ихнего разливу и врежешься в её накрепко забетонированный лоб?
– Я бы угнал 34-ку. Щас жил бы в современной Галилее, городе Ландоне, где живут все порядошные мэсные луди. А так…
– А так только вот к вам пришли, нигде больше не берут по пьянке, а трезвым некогда – делов много накапливается:
– За предшествующий период.
И кстати, я вот это, не буду есть, – Миша показал на мясо, которое так любил Одиссей – покойник. – Хочу, чтобы было, как вот только что доказала девушка:
– Чинно и благородно – по-старому-у.
– А именно? – недопонял Германн.
– Сосиски в томате, что-нибудь там, переложенное черной икрой, грибочки кокот, и так далее, как написано.
– Где?
– В Прошлом.
– После этого, – сказал Н, – обычно, как в прошлом, отправляют в Ялту.
– Я согласен.
– Ми соглазны, – пропел Германн.
– В прошлое, – добавила девушка, несмотря на то, что тоже ела рыбу из газеты, и пила что-то там почти родное, итальянское. – Там сейчас только скумбрия кусочками – это в пивном баре.
– А в кафе?
– В кафе, как это и было: уборщицы калымят, продавая поварам, оставшийся на столах суп. Причем, оптом: ведрами. А очередь доходит до четырехсот человек.
