– В таком случае, я ей отдам эту фразу, – сказал Кот и тут же сделал:
– Предложил Редисон начать свой рассказ о приключениях в Елисеевском именно с этой фразы:
– Реализация марксизма – это как раз хороший пример того:
– За что боролись – на то и напоролись.
– Только в неожиданном для себя виде, – вставил литературный работник.
– Нет, нет, я докажу, как положено:
– Все именно этого и ждали, включая сюда самого Карла.
Ибо я вам точно говорю, он меня ждал. Кто? И я вам скажу, кто. – Она села, и не просто села, а:
– Расположилась с того торца стола, где никого не было. – Да, вот так бывает, на одном конце председатель, а на другом-то – никого!
И она сказала:
– В свете этого, я думаю, понятно, почему я заняла это место, не как альтернативу, а как дополнение, являющееся вашей эманацией в минуты ваших личных раздумий о жизни частной.
И знаете, почему я так подумала? Нет? Не потому, что я приехала в эту Ирландию – это не Ирландия? Рыбы мало? Со мной не соскучитесь – будет не только лещ – это вещь, но норвежская семга у каждого члена союза в бассейне на его участке в семь га. Кто против?
– Нет, – резюмировала она. – И теперь то, что к делу не относится, а именно:
– Подхожу я к нему в Елисеевском и так прямо под козырек бросаю крылатую фразу:
– Маркс?
– Энгельс, – отвечает, а вижу: бум-бум, но только наполовину. И ясно: боится.
И знаете почему?
– У него не было фуражки, – сказал Кот.
– Зачем ты подсказываешь? – укоризненно ответила она ему полуулыбкой.
– Простите, но даже я мало что понял, – сказал Плинтус.
– Но что-то все-таки поняли, как мой маленький, но уже тет-а-тет?
– Да, – ответил Пли, – на нем не было фуражки члена ордена меченосцев, но вы ее увидели.
– Правильно, но самое главное, что он сам понял:
– Я имею на него влияние.
– Это был Германн Майор, – сказал Штрассе.
– Зачем вы опять подсказываете, милейший? – опять высказала она Коту в глаза то, что о нем думала.
– Дальше, – сказал ЕЕС.
– Дальше мы без слов зашли, как говорил Хир Аб про круги всегда голодной интеллигенции:
– В буфет для других закрытый, – и получили, что даже меня уже не удивило, приготовленный для нас целый вещевой мешок колбасы Брауншвейгской.
– Одной колбасы?! – удивилась СНС.
– Я тоже сначала не поняла, но мне шепнули:
– Коньяк, мадера, мёд, корица и:
– Вот так мяса высшей категории, – заведующая чиркнула себя ладонью по горлу, что, я думаю, означало:
– Еще столько же, – а то и больше.
– Поэтому, – сказал Штрассе.
– Поэтому, – повторила придуманное им слово Редисон Славянская, – предлагаю сначала всем попробовать, правду ли сказала заведующая, а потом и лично получить каждому по:
– Палке, – и что характерно: длиной не меньше семидесяти сантиметров. Сказала, что специально для них готовили, – и показала…
– Вверх! – крикнул ЗЧБНТИН.
– Вниз! – угадал ЕЕЗ.
– Это на личное усмотрение, – сказал Кот, – смотря, кто откуда ведет пристальное наблюдение.
И с традиционным криком семьи Николая Рыбникова и Аллы Ларионовой, когда у них дома была курица:
– Оп-ля-я! – нет, не высыпала прямо на стол мешище этой колбасы почти древнего 1904 года – рецепта:
– Каждому, – имеется в виду раскидала, как научилась в Америке, когда любила игрока в бейсбол. И это бы еще ничего, но и здесь никто не проявил малодушие, как при встрече с неизвестностью, а поймал свою палку, как будто всю оставшуюся жизнь собирался быть:
– Кетчером.
И даже СНС удивилась:
