Касты. Истоки неравенства в XXI веке - страница 20

Рабство обосновалось здесь еще до создания Соединенных Штатов Америки. Это была живая смерть, сопровождающая их на протяжении двенадцати поколений.

«Раб обречен на труд, плоды которого пожинают другие»[43], – так писатель, назвавший себя судьей Раффином, свидетельствовал о том, что видел на Далеком Юге.

«Раб во всем зависит от воли своего господина, – отмечал Уильям Гуделл, министр, описавший институт рабства в 1830-х годах. – И тот не приносит ему ничего, кроме страданий. Он никогда не должен поднимать руку для самообороны. Он не должен произносить ни слова протеста. Ему негде искать помощи и защиты – даже с сельскохозяйственными животными обращались лучше. Считалось, что они «невосприимчивы к травмам», – писал Гуделл. – Они могут быть наказаны по усмотрению своего господина или даже преданы смерти по его решению»[44].

Чтобы лучше представлять условия их эксплуатации, примите во внимание, что в 1740 году Южная Каролина, как и другие рабовладельческие штаты, наконец решила ограничить рабочий день подневольных афроамериканцев пятнадцатью часами с марта по сентябрь и четырнадцатью часами с сентября по март, что вдвое больше стандартного рабочего дня людей, которым фактически платят за труд[45]. В ту же эпоху заключенные, признанные виновными в совершении реальных преступлений, работали не более десяти часов в день. И пусть никто не говорит, что афроамериканцы как социальная группа не работали для нашей страны.

Испытывая страшные, бесконечные нагрузки в часы бодрствования, многие целую неделю довольствовались горсткой кукурузных зерен, которые им приходилось перемалывать вручную ночью после своих трудов на полях. Некоторые владельцы в качестве наказания отказывали им даже в этой малости и только раз в год разрешали употреблять мясо – источник белка. «Им лишь изредка разрешалось собирать крошки, упавшие со столов их хозяев»[46], – писал Джордж Уайтфилд. Кража еды была «преступлением, караемым поркой».

«На мой взгляд, ваши рабы работают так же усердно, если не более, чем лошади, на которых вы ездите, – писал Уайтфилд в открытом письме Чесапикским колониям в 1739 году. – При этом последних после выполнения работы как следует кормят и обхаживают»[47].

Поработители пытались извлечь из невольников максимум выгоды, не щадили кнута на тех, кто не выполнил завышенный до невозможного план, и еще сильнее пороли тех, кто его перевыполнил, стараясь выжать как можно больше из измученных непосильной работой людей.

«Порка была формой насилия, которая возвела садизм на новые высоты»[48], писал историк Эдвард Батист. По его словам, рабовладельцы использовали «все современные методы пыток», от нанесения увечий до пыток водой.

Рабство позволяло рабовладельцам в кратчайшие сроки обрести сказочное богатство за счет «возможности обращать человеческие жизни в деньги». Но с момента начала порабощения южане привыкли к ужасам, которые они творили, и стали спокойнее относиться к ним. Батист писал: «Никто не хотел признать, что они создали экономику, фундаментом для которой стали пытки».

Подавляющее большинство афроамериканцев, которые обретались на этой земле в первые 246 лет существования Соединенных Штатов, жили в постоянном страхе перед людьми, имевшими абсолютную власть над их телами и самими их жизнями, в подчинении людям, не несущим никакого наказания за любое творимое злодеяние.