– То есть? Их размалывает лопастями?
– Именно так, Алексей Николаевич. Много тел, конечно, всплывает раньше. На быках моста часто их находят, или в пароходных колесах. Еще место, куда часто выбрасывает утопленников, – это Святославов брод. Иначе его называют Рудиново-Стайковские мели, шестьдесят верст ниже Киева у села Витачева. А кто доплыл до Черкас, того уж не ищи. Мельницы там стоят по правому берегу, и течение такое, что выносит тела прямо к ним. Представьте себе больше ста мельниц в одну шеренгу. А тело уж того… раздулось и подгнило. Его рвет на куски, а что остается, падает на дно и съедается рыбами.
Лыкова передернуло:
– Вы очень живо это обрисовали…
– Что ж делать, если так оно и есть?
Пристав желчно прокомментировал:
– У надзирателя Асланова богатое воображение. Полицейское начальство не разделяет его страшилок.
– Мне его версия представляется вполне убедительной, – возразил надворный советник. – Вы осматривали береговую полосу?
– В черте города это ни к чему. Случись утопленник, его сразу заметят. Внизу ежели, там не знаю.
– Предлагаю проверить все сводки о найденных неопознанных телах ниже Киева, вплоть до Черкас.
Желязовский пожал плечами:
– Если вы считаете нужным…
– Считаю, Северин Янович. Распорядитесь, пожалуйста.
Догадка надзирателя неожиданно подтвердилась уже на следующее утро. В колесо парохода «Десна», проплывавшего мимо народных купален, угодило тело мужчины. Его отвезли в анатомический покой при Александровской больнице. Лыков с Аслановым приехали туда и осмотрели труп в присутствии врача. Околоточный по фотокарточке опознал в утопленнике Афонасопуло. Хотя тело сильно раздулось, характерные черты лица не изменились. Доктор отказался дать определенное заключение о причинах смерти. Тело было сильно помято лопастями колеса, руки и ноги сломаны, голова пробита. Алексей Николаевич потребовал вскрыть легкие, и выяснилось, что воды в них нет. Значит, оценщика в Днепр бросили уже бездыханным!
Полицейские, не откладывая дело в долгий ящик, поехали на Лабораторную. Оказалось, что квартиру Афонасопуло еще не обыскивали. Спиридон Федорович вызвал помощника пристава, взял в понятые дворника с коридорным и произвел досмотр. Ничего интересного обнаружить не удалось, кроме одной расписки. В ней незнакомым почерком было накарябано: «Дано мною, Гершко Кутиком, 200 (двести) рублей Платону Ивановичу Афонасопуло в счет оценки принадлежащего мне на праве собственности здания в Новом строении по улице Полицейской номер три. Указанный Афонасопуло согласен, что, в случае получения мною ссуды в Городском кредитном обществе менее двадцати тысяч рублей, он, Афонасопуло, возвращает мне уплаченную сумму в 200 (двести) рублей». Ниже другой рукой было дописано: «Я, Платон Афонасопуло, подтверждаю обязательство вернуть двести рублей Гершко Кутику, если он не получит в банке ссуду от двадцати тысяч рублей под залог своей недвижимости по Полицейской улице».
Лыков прочитал расписку и развел руками:
– И он еще писал кляузы? Ведь это же взятка!
– Конечно, – согласился надзиратель. – И заметьте вот что: банк другой, не тот, в котором служил покойный.
– Действительно, он числился в Киевском частном коммерческом, а тут какое-то кредитное общество. Что вы о нем скажете, Спиридон Федорович?
– Это второй из здешних банков, который широко ссужает жилищное строительство. А председатель правления там Шлейфер.
