Из детской донесся вопль, за ним – грохот.
– Иди посмотри, что у них там, – сказал Костя, разнимая Владины руки. – И гони купаться обоих вместе. Им давно пора спать.
Спустя час, обнимая заснувшего Ромку, Влада снова вспомнила встречу со Стасом.
«Как-нибудь переживу», – решила она.
Глава 9
Небольшой городок Олькон располагался на юго-западе от Академии. В хорошее время всадник преодолел бы расстояние между ними за три дня, но в исчезающем мире сложно полагаться на привычные вещи. Сложно планировать дорогу, зная, что сама дорога пропадет в любой момент.
Рене выехал из города и ехал через поля. Наезженный тракт пролегал по ним плавными изгибами. То тут, то там встречались путники: кого-то Рене опережал, кто-то ехал навстречу. Кони их ползли со скоростью червей, сами люди выглядели усталыми.
«Почему они существуют, а магистр Мелиссар – нет?» – спрашивал себя Рене и тут же отвечал словами Абеляра: «Потому что в гибнущем мире условности теряют значение».
Чем больше Рене размышлял, тем больше соглашался: его мир местами был лишен логики. Непродуманным осталось не только отсутствие какой-то формы поклонения Создателю. Рене понял, что не особенно много знает о том, как и где проходят границы родного Княжества, что находится за ними. Вызывали вопросы некоторые моменты устройства быта.
Будто плохой художник взялся писать картину, да не разобрался с цветом и тенью, из-за чего пейзаж лишился естественности. От этого становилось еще страшнее. Одно дело – знать, что ты и все, что тебя окружает, созданы чужим разумом. Другое – понимать, что разум этот не самый разумный.
«Что если Создатель – сумасшедший?» – думал Рене, и от этих мыслей его спина покрывалась мурашками.
Хорошо было плетущимся по дороге людям. Никто из них не задумывался о смысле бытия и вопросах сотворения мира. Возможно, некоторые и вовсе не понимали, что происходит нечто неправильное.
«Эмиль же не понимал, – подкреплял Рене свои мысли дополнительными доводами. – Чувствовал, что ему плохо, но не особенно задумывался, отчего. Магистры, похоже, не понимали, а ведь они умные люди. Видимо, лишь немногие, что пободрее других, успевают трезво поразмыслить… себе на беду».
Впрочем, уходить как Милиссар, медленно истаивая по кускам, Рене бы тоже не хотел. Лучше уж погибнуть в борьбе. Лучше встретить смерть, глядя ей прямо в глаза.
«А может, и не придется! – с апломбом вдруг подумал он. – А может быть, все получится. Докричусь до Создателя. Добьюсь помилования».
Ему очень хотелось это сделать. Хотелось, чтобы Создатель действительно существовал, хотелось спасти себя, Абеляра, Эмиля, Амайю… При мысли о последней сердце зашлось. Они не виделись около двух лет, а теперь ему придется посмотреть в ее лицо замужней женщины…
«Если она еще жива», – напомнил себе Рене, и мысль эта его не успокоила, напротив, заставила подхлестнуть коня.
На ночлег он остановился у дороги, немного отъехав в сторону жидкой дубовой рощицы. Насобирал на земле веток, разжег огонь. Можно было бы подвесить котелок, наварить каши на ужин, но есть не хотелось. Не до еды было. Рене всухомятку сжевал ломоть хлеба, но костерок гасить не стал. С приближением ночи туман, днем едва видный на границе поле и леса, разросся, пополз к дороге, поглощая встреченное на пути. К Рене он не приближался, словно сторонясь его, но все равно было неприятно. Рене казалось, что утром он проснется, и вокруг не останется ничего, кроме островка дубравы, где он жжет свой костер.
