Катти Сарк – курс на будущее - страница 5

В 1640 г только в одном местечке в Лондоне – у некоего Томаса Гарвея – можно было попробовать чайную настойку. Маловато не то что для страны – даже для большого города. Английский историк Самюэль Пепис писал 20 лет спустя: «Я попросил принести чашечку чаю (это китайский напиток), который отведал впервые».

Но время идёт, в Англию завозят всё больше чая, и число его приверженцев там неуклонно растёт. Как выразился французский популяризатор морской истории Жорж Блон, «Россию чай завоёвывает, а Англию просто-напросто покоряет».

Во Франции, куда чайные листья попали, вероятно, почти в то же время, когда появились на другой стороне Ла-Манша, путь напитка к широкому признанию был намного сложнее. Поначалу эскулапы даже сочли его отравой – и повсеместно обнародовали свою точку зрения. Апологеты чая вступились за него с ничуть не меньшим энтузиазмом. Превознося его достоинства до небес, они, в частности, заявляли, что чай – чуть ли не универсальная панацея, «которая предупреждает болезни головы, желудка и кишок, катары, разные воспалительные процессы, приливы и недомогания, ревматизмы, появление песка в моче – следствие разгульной и невоздержанной жизни». Их слушали с нескрываемым скептицизмом, и «продвинуть» товар на французский рынок никак не удавалось. Правда, в 1686 г не кому-нибудь, а самому Людовику XIV чай прописали в качестве лечебного средства «для улучшения пищеварения и предупреждения жара и головокружения», но на отношение большинства подданных «Короля-Солнца» к экзотической настойке это почти не повлияло: слишком она редка и дорога, чтобы приобрести большую популярность. Только к концу XVIII в французы в их массе, наконец, оценили этот напиток по достоинству, да и то не без помощи англичан. У тех чай тогда уже сделался чем-то вроде национального атрибута: Соединённое Королевство закупило 6 тысяч его фунтов (2721,54 кг) в одном только 1776 году!

Рисунок 10. Чаепитие. Картина Мэри Кассатт, 1880 г

В английском светском обществе викторианской эпохи стало очень престижным пить свежий чай самого 1-го сбора в сезоне. Но доставить такой груз из Китая в целости и сохранности было, мягко говоря, нелегко. При перевозке на старых судах, добиравшихся до Лондона из Шанхая или Гонконга за год или даже дольше, чай отсыревал, пропитывался трюмными запахами и, будучи, наконец, выгруженным в Англии, уже не годился для употребления в светских салонах.

Картина изменилась с появлением клиперов. Обтекаемые корпуса с зауженным носом и плавными очертаниями кормы позволяли таким кораблям двигаться, пусть медленно, даже в водах, где практически не было ветра. В 1850-х британские владельцы сделанных по этому классу судов вступили в жёсткую конкурентную борьбу с имевшими уже опыт клиперных перевозок американскими компаниями за право транспортировать китайский чай в Европу.

По словам морского историка профессора Эрика Гроува, в те годы «возникает ситуация, когда люди желают платить за скорость». Выплачиваемый владельцу самого быстрого судна приз вдохновлял коммерсантов стимулировать поиски новых вариантов конструкций судов и изобретения, способствовавшие сокращению времени хода.

Несколько «припозднившись» с созданием собственных клиперов, британцы уже к 1860-м одержали верх над американцами в экономической войне за чайные маршруты: в Англии и Шотландии стали строить парусники, более быстрые и надёжные, чем заокеанские, а обучение навигаторов и экипажей в Старом Свете и раньше было поставлено лучше, чем в Новом.