– «В случае, если одна из Договаривающихся Сторон окажется объектом военных действий со стороны третьей державы, другая Договаривающаяся Сторона не будет поддерживать ни в какой форме эту державу».
Когда Риббентропу сделали перевод, он кивнул головой. Без особого энтузиазма.
– Да, это – согласованный вариант… Только…
Риббентроп совсем недипломатично замялся. Для озвучивания вопроса «Только – что?» Сталину хватило и небольшого подъёма брови. Рейхсминистр тут же спохватился.
– … В идеале лучше смотрелся бы вариант об оказании помощи жертве агрессии…
Сталин обезоруживающе улыбнулся: ни дать, ни взять – друг.
– Но тогда это был бы Договор о взаимопомощи, а не о ненападении. Тогда это был бы совсем другой документ – а не тот, который мы рассматриваем сейчас.
Советский вождь «очень хорошо понимал» гостя. СССР вовсе «не улыбалось» перспектива оказаться втянутым в конфликт в случае нападения на Германию третьей силы. Наряду с первой статьей
«о воздержании от всякого насилия», статья вторая проекта была одним из двух краеугольным камней, на которых и держался весь договор. С большим трудом СССР удалось сделать этот «камень» «вполне краеугольным». Ведь ещё шесть дней тому назад Молотов отклонил немецкий вариант, фрагмент из которого сейчас и озвучил Риббентроп.
Рейхсминистр заёрзал в кресле. Гаусс запросил взглядом
Шуленбурга – и тот отрицательно покачал головой. Тогда «юрисконсульт» немецкой делегации наклонился к Риббентропу, и отметился в его ухо предельно лаконичным текстом. Щека рейхсминистра «окислилась», но он тут же восстановил в себе дипломата, и развернулся на манер плаката «Добро пожаловать!».
– Мы согласны с текстом Договора, господин Сталин. Полагаю, что теперь мы можем перейти к согласованию протокола?
Сталин повернул голову к Молотову – и тот сдержанно развёл руками: «Почему бы и нет?».
– Немецкая делегация имеет на руках проект дополнительного протокола?
Риббентроп, не оборачиваясь, протянул руку к Гауссу, и тот вложил в неё пару листов бумаги с машинописным текстом.
– Да, господин Сталин: мы имеем этот текст.
– А замечания к тексту Вы имеете?
Сталин прозвучал вполне доброжелательно, но глаза его работали отдельно от голоса. Взгляд их был пронизывающим и требовательным. Риббентроп растерянно покосился на Гаусса. Тот немедленно «вышел из тени».
– К тексту протокола не приложена карта, господин Сталин.
– А зачем она? – почти удивился Сталин. – Мы ведь не проводим демаркацию по каждому метру территории. То есть, мы не осуществляем демаркацию государственной границы между СССР и Германией. Это – дело будущего… если оно будет. Да и тогда это – дело не столько дипломатов, сколько картографов и геодезистов. А наша задача: определить границу сфер интересов приблизительно. Заметьте, господин Риббентроп: не государственных границ – а сфер интересов! Да и то – приблизительно.
И это – не моё произвольное толкование: это буквально, слово в слово, записано в пункте втором дополнительного протокола!
Риббентроп дёрнулся глазами в сторону Гаусса, и тот утвердительно смежил веки. Рейхсминистр поморщился: инструкции фюрера были предельно точны.
– Значит, господин Сталин не считает карту необходимым приложением к протоколу?
– Да, господин Сталин не считает карту необходимым приложением к договору.
Сталин прозвучал сухо и категорично. Ни один мускул не дрогнул на его лице. Только доброжелательный взгляд смягчал отчасти «суровость приговора».
