«Здоровье за деньги не купишь». Да, конечно. «А без денег не поправишь». Тоже верно. Второй лозунг сейчас актуальней. И поправление здоровья опять полагалось на голый энтузиазм, как впрочем, и раньше, в колонии.
Составляющими энтузиазма являлись – здоровый образ жизни, куда включались гимнастика, прогулки на свежем воздухе, правильное питание и только положительный настрой. Затем народные средства, которые в купе с положительным настроем должны были помогать и давать надежду. И, наконец, непоколебимая вера в Господа завершали этот энтузиазм.
Правда, один старый профессор петербургского института туберкулеза, выслушав подобную теорию, сказал, что хронический туберкулез лечится, если вообще лечится, только медикаментами.
А что делать? Где их взять?
Последний рентген показал, что каверна не тронулась с места, за два месяца лечения она не уменьшилась ни на сантиметр. Общий фон легких как будто имел положительную динамику (так говорила Людмила Мухадиновна, водя рукой круговыми движениями по рентгеновскому снимку, пытаясь разогнать очаги, как облака), только не каверна, она все так же четко прорисованная была шесть сантиметров в диаметре. Нужно было выработать стратегию лечения. Время, нужно время. Поживем – увидим.
А тем временем я все питал надежды познакомиться с Мариной.
И вот однажды я вышел из палаты во время тихого часа. Коридор был пуст. Вдруг из сестринской вышла Марина и быстро пошла на женскую половину.
– Привет, Маруся! – поздоровался я.
Марина ничего не ответила, прошла мимо, смотря, поверх маски карими глазками.
Я проводил её взглядом. Походка приковала меня и я, как кот над валерьянкой, не двигался с места. Пока зевал в коридоре, она возвращалась, и я попытался завести разговор снова. Марина проигнорировала, прошла на пост, стала копаться в шкафу и что-то искать в столе.
– Маруся, ты не слышишь?
Она посмотрела на меня, в её взгляде читался вопрос.
– Как дела, Маруся? Ты занята?
– Кто здесь Маруся?! – проговорила она неожиданно, с сильным кабардинским акцентом.
Я оторопел…
– А как тебя зовут? – подыграл я.
– Марина, – ответила она и зашла в сестринскую с важным видом победительницы.
«Вот и познакомились», – пошел я своей дорогой и забрел к Альбе.
Отклоняясь от темы, хочу заметить – сколько в некоторых медсестрах важности, высокомерия и даже пафоса, что порой чувствуешь неловкость и вину за то, что отвлекаешь их внимание от глобальных государственных проблем, которые они ежеминутно решают. По крайней мере это так выглядит, когда они снисходят до перевязки или выдачи понадобившегося препарата.
После «дежурного» разговора Альба спросил:
– Что, не клеится с Марусей? Как ты там её называешь?
Я сделал строгое лицо: «Кто здесь Маруся?» – передразнил я.
– Что?.. Так да? – засмеялся истерично Альба.
– Марина! – продолжая пародию, пытался я повторить её пафос. – Представляешь, Альба, постоянно обращался к ней так, и все было нормально, отзывалась. А сегодня, вот только что, столкнулись в коридоре…
– И что? – раскачивался он на стуле, покуривая.
– И что? Как будто первый раз меня видит: «Кто здесь Маруся?» Мне казалось, ей даже нравится. А тут во как!..
– Просто она по-русски плохо соображает, а ты в кабардинском не силён.
Он был прав – я в кабардинском не силён.
Этот вопрос мучает меня с детства. Мыслительный процесс происходит у меня на русском языке, я на нем думаю и разговариваю. Почему я не говорю на родном языке или на родных языках, я не понимаю. Видимо, я не способный, чтобы овладеть такой тяжелейшей наукой, как кабардинский язык.
