На въезде в Грозный Мовлади остановил патруль. Махнули автоматом – выходи. Он подчинился, вышел. Молодые, еще совсем не обстрелянные солдатики и пьяный в дым прапорщик, еле ворочающий языком, настороженно осмотрели машину, документы. Вроде все в порядке – но… Словом, пришлось откупиться «полтинником».
Еще один блок-пост – уже в самом городе. Грузовик с кузовом, полным мешками с песком – и бетонные плиты, выстроенные как лабиринт. Чеченец в Натовском камуфляже и с ДШК махнул ему – стоять! Мовлади снова притормозил. Парень подошел к окну.
– По какому делу едешь, брат?
– Беда у меня, отец умер…
– На все воля Аллаха. Покажи бумаги на машину, и проезжай…
Он снова вытащил документы. Человек с пулеметом махнул рукой, и грузовик откатился, открывая проход между плитами. Мовлади медленно тронулся, услышав через опущенное окно:
– Дала йалсманин хьаша войла цунах. Дала геч дойла цуьнан къиношан. Амин.
Он и узнавал, и не узнавал родной город. В голове мелькнула странная мысль: до чего же похоже на Афган. Кабул 87-го: установки «Град» и танковые 152-мм орудия работают по городским домам, а в ответ летят ПТУРСы и гранаты. И запах стоит страшный, вязкий, неотступный, запах – горелого гнилого мяса, нефтяного дыма, дизельного выхлопа, ржавого металла. Словно преисподняя вывернулась наизнанку, и изрыгнула все это…
На той улице, где недавно еще цвели сады и играли дети, сейчас остались только обломки разбомбленных домов. Он увидел осунувшуюся старуху в грязном черном платье, бродившую среди развалин совсем недавно обрушившегося дома. Пожилая женщина вытаскивала из-под обожженных кирпичей какие-то лоскутки, обрывки одежды. «Хочет похоронить!» – догадался Мовлади.
Все эти годы, все это проклятое время он был далеко. Война началась, когда он учился в Москве. Думал – вернуться, но отец не хотел, чтобы он участвовал в этой бойне. И тогда он уехал на стажировку в Вену – на полученный благодаря связям отца с давним, еще по Казахстану, другом-Немцем, грант. Потом был Лондон, потом Рим, потом – Бахрейн. Теперь у него был свой дом в пригороде Вены, немаленькие счета в крупнейших банках мира – только здесь это не имело ровно никакого значения. Его карьерные успехи, вес в европейском обществе не помогли ему отвести смерть от старика-отца. Что же до денег… Здесь их и снять с карточки-то было негде.
Когда он звонил домой, отец и сестра уверяли его, что война закончилась, и надо восстанавливать свою родину. Выходит, они ошибались. В прошлом году басаевцы снова устроили бойню. И он понял, что нужно любой ценой вывезти отца и сестру с семьей за границу. Он вернулся слишком поздно.
Теперь он жалел, что оставался в стороне так долго. Что не был там, у Сержень-Юрта, или в Аргуне. Рядом – со своими – с Самиром, с Автарханом, с другими боевиками. А кто для него свои? Самир – вообще, говорят, Палестинец. А противостояла им – шестая рота 104-го полка. Того самого, где он сам служил в Афгане. Все настолько перемешалось, что никакой диплом финансового аналитика из Венского Университета не поможет разобраться.
Из троицы друзей, ушедших в Армию, и попавших в Афган, осталось двое – он и Автархан. Мага, лучший друг, сгинул без вести, через пару месяцев после его ранения. Говорили всякое, но он не вернулся в свое село, и все тут. Может быть потому что его никто не ждал – родители умерли еще в первую зиму, когда они бегали с автоматами в учебке, в Афгане; сестра – за это время успела выйти замуж. Дом опустел. Возвращаться Маге было некуда.
