Кавыка - страница 7
– А пятое животное? – спросил я, все это время внимательно слушающий собеседника.
– Пятое – это не животное, – объяснил он, – это место. Такое место является священным, и его называют просто и лаконично – «местом, охраняемым четырьмя богами». Всю историю человечества за него идет война. Там, под стенами вечного города собрались и все религии мира, и все его надежды и чаяния. Все четыре бога этого мира, все четыре животных всегда лезли туда, лезут и будут лезть. Если в Индии находится сердце мира, здесь его душа. А до души, мой мальчик, дело есть всем и всегда.
– Зачем ты рассказываешь мне об этом? – спросил я.
– Потому что ты не случайно вышел со мной на контакт. Обладающий красной кнопкой и становится этим самым пятым животным. Вот поэтому все эти твари так усердно ищут её. Понял? А я её того, спрятал!
И тут-то я его узнал. Ну, конечно же. Как я мог не понять сразу: добрый прищур, блеск в глазах, кепочка набекрень.
– Как же кто-то может узнать, где вы спрятали эту самую кнопку, если вы лежите в центре столицы в гробу? – удивлённо произнёс я.
Но он достал из другого кармана кусок мела и что-то размашисто написал на стене. Затем подсветил огарком свечи, немного отойдя в сторону. Так, чтобы я смог оценить увиденное. Подойдя ближе и присмотревшись, я прочёл следующее:
«Ленин жил, Ленин жив, Ленин будет жить. Аминь!»
Я очнулся. Фурий рядом не было. Лицо обдувал ледяной ветер. Было ужасно холодно и почему-то обидно. Меня тормошил брат и пытался оживить, подсовывая под нос что-то вонючее.
– Это не нашатырный спирт, – послышалось рядом, это был приятный женский голос. – Кажется, это валерьянка.
– Что это было? – спросил я.
– Ты упал в обморок, – ответил брат.
– Ты поскользнулся на крыльце и ударился головой, – ответила Светлана, жена брата.
– Ты пережил первый в твоей жизни северный поток. – ответил Сфинкс и свернулся в белую прозрачную точку.
Египтолог Эммануил Плюмб – это первое, что я начал разыскивать после похорон тетушки. Приехав в город, я распрощался с братом, который теперь смотрел на меня странным образом. Всю дорогу он молчал. Но когда мы вышли из машины, чтобы пожать на прощание руки, сказал:
– Ты приоткрыл крышку гроба, вот только кто туда попадет первым? Мир мертвых не для мира живых. Я почувствовал, что ты окунулся в силу, которая способна менять структуру вещей и событий. Мне не подвластна подобная сила. Это как джинн из лампы, только мощнее во сто крат. Кто посвятил тебя в эти таинства, я не в силах понять.
При этом он взял мою правую руку и развернул ладонью к себе.
– У тебя пропала линия жизни, – спокойно ответил он, – это, скорее, закономерность, а не нонсенс. Я попробую по своим каналам разузнать, что это, если ты, конечно, не против.
То, что брат называл «своими каналами», было для меня удивительным. Обычно он садился в позу лотоса и подолгу что-то бубнил себе под нос. Затем он затихал и начинал бормотать какие-то вопросы. Спрашивать пустоту о том, что его интересовало в данный момент. Он делал записи в блокноте, не открывая глаз. Иногда он улыбался, иногда начинал плакать. Но после этих сеансов он подолгу лежал в ванне с соленой водой. В простой железной ванне с теплой соленой водой. При этом он продолжал с кем-то разговаривать, шутил, смеялся и плакал. Результат таких погружений в себя был всегда один и тот же: он четко знал, что ему делать и в какой последовательности. Ему или тому человеку, который спрашивал у него совета. Так он вполне мог бы зарабатывать себе на жизнь. Но денег за это он не брал никогда. Негативно морщился при виде купюр, которые совали ему за услугу, и отвечал что-то в этом роде: «Не волнуйтесь, я свое уже с вас взял».