Кая. Зов Пустоши - страница 46

Я довольно усмехнулась. Иногда можно давать людям самостоятельно делать выводы. Я не собиралась травить Кассия, но Анисия этого не знает, и она ждет, что я буду мстить. Жизнь налаживается.

К Тоби я пыталась заглянуть уже давно, но военный врач долго не приходил в себя, больше недели прошло с того происшествия со свечей, а лекарь был без сознания. И только на излете второй неделе мне наконец сообщили, что его можно проведать.

– Княжна, ваш приход вызывает во мне противоречивые чувства. С одной стороны начинает дергаться глаз, с другой сводит судорогой ногу, чешется под лопаткой и есть еще тик левой ноги как предвестник того, что безопаснее было бы убраться отсюда.

– Я рада, что ты поправляешься, – улыбнулась я и поставила у кровати Тоби запеканку с чаем. Мужчина подцепил кусок запеканки, с сомнением ее рассматривая.

– Я надеюсь, она без грибов? И других специфичных трав?

– Даже не надейся, два раза не повторяюсь, яды уже не в моде, – хмыкнула я, оглядывая комнату. – Неплохо ты тут устроился.

Тоби в ответ закатил глаза, чуть не подавившись чаем.

– Где вы только откопали этого нового лекаря. Он же типичный светский олух, представляете, он еще и спорит со мной, когда я говорю, как правильно меня лечить.

Я рассмеялась.

– Потаенный кошмар лекарей – лечить другого лекаря.

Тоби смешно передернул плечами, а потом взглянул более серьезно.

– Вы же, княжна, пришли не просто узнать о моем здоровье?

Я подошла к окну, там по-прежнему прочно окопалась сугробами зима.

– Не просто.

В ответ лекарь понимающе хмыкнул:

– Спрашивайте, княжна, но знайте тайная канцелярия уже беседовала.

Я развернулась к нему:

– Помнишь ли ты о чем говорил тогда? Про какой-то ретранслятор, будто он и есть мозг, про то, что мы не можем увидеть реальность из-за искажений.

Тоби отвел взгляд, убрал тарелку с едва тронутой едой.

– Белладонна, белена и дурман – сами по себе сильные травы. Они крошат сознание, вытягивая на поверхность страхи, мысли, желания, – он замолчал и молчал какое-то время, поджимая задумчиво губы, затем наклонился и достал из-под кровати альбом, в котором обычно художники делают зарисовки.

– Я не помню, княжна. Только зыбкая, пугающая своей безнадежностью эмоция засела в голове.

Он тяжело вздохнул, погладил бумагу кончиками пальцев и протянул мне.

– Возьмите, может быть, для вас в этом будет какой-то смысл. Я рисовал, еще находясь под воздействие вещества. Сейчас эти картинки меня гнетут.

Я забрала у него альбом, но открыть не рискнула, продолжая выжидательно смотреть на лекаря. Тоби нервно скомкал одеяло, руки у него подрагивали.

– Как лекарь могу сказать – нам повезло, боюсь представить, что намешано в этом алхимическом усилителе и что он может творить с простыми людьми.

Он перевел взгляд в окно, и я с сожалением отметила, как заострились черты его лица, как легли темные, почти синие круги под глаза, как нервно подергивалось правое веко. Он сделал привычный жест, поправляя очки, но нащупав пустоту, сконфуженно убрал руку.

– Я все же военный врач, моя психика закалена, но и я едва не потерялся в этой игре разума. Вы же, – косой взгляд в мою сторону, – вы не совсем обычная девушка.

Я подалась вперед, намереваясь спросить, но он предупреждающе вскинул руку:

– Не спрашивайте в чем. Много факторов и больше тех, что неочевидны. На вас, видите, дурман не подействовал так остро.

Я фыркнула:

– Конечно, не подействовал, я всего-то разнесла тебе всю лабораторию и чуть не истекла кровью.