Наверное, потому раньше и не замечала прожитых лет, морщинок, немодных юбок и каблуков, выбор которых основывался только на принципе удобства. И вдруг сейчас, когда время остановилось, она увидела со стороны себя и других, ухоженных и моложавых. Закрадывалась мысль, что быть моложавой не трудно, должно быть, за спиной богатого супермена, вкладывающего деньги в жену – в пластику, косметику, наряды, но поскольку ей на это рассчитывать не приходилось, думалось, что всё, данное кому-то – внешность, длинные ноги, суперменистые мужья – это просто судьба. А её, Ларисина судьба – это орущий весь день и до боли любимый комочек, едва ещё похожий на человека. И больше сегодня, вроде бы, ничего не надо.
Правда, в какие-то совсем уж расслабленные минуты в связке с мыслями о судьбе вспоминалось нечто давнее и единственное, чем-то светлым и тёплым заливавшее душу, почти забытое и всё же незабываемое никогда.
Сколько лет прошло? Когда она смотрела фильмы, в которых люди расставались лет на десять, а потом не узнавали друг друга, она удивлялась – как может быть такое? Не изменяются люди так сильно за такое короткое время. Да и в любом случае невозможно не узнать того, кого любил, кого знал до мельчайшей чёрточки, до родинки на запястье, до оспинки над левым виском. Ей казалось, что встреть она сейчас того, кого любила двадцать лет назад, она узнала бы его моментально по походке, по голосу, по тому неуловимому, что было только у него – взгляд ли быстрый через плечо, седая ли прядка в русой тогда шевелюре, жест, уверенный и красивый, когда, рассказывал что-то и помогал себе руками. Так не бывает, чтоб не узнать.
А зачем ей собственно его узнавать? Зрелость скоро потихонечку перекочует через очередной рубеж, и ничего уже не будет нужно. Ровесники её снова гуляют парами – дети выросли, кто-то завёл вторую семью и опять идиллия. Но это не для неё. Жгучие брюнетки стареют быстро. И даже если яркие глаза и голос не изменились и всё ещё молоды, ей уже сорок и это всё.
А у него, конечно же, семья, карьера, друзья. Как глупо всё случилось тогда. Как безоглядно откровенничала она с подругой Светкой о том, что влюбилась, что сделает всё, чтоб он ответил на её пока безответное чувство. И он провожал обеих до дома, поскольку были они соседки, и билеты в кино покупал на троих. И когда увидела в окошко, как шёл он в обнимку со Светкой поздним вечером, обмерла и поняла, уже тогда поняла, что судьба совершила ошибку.
Она и сегодня помнила день, когда впервые увидела его. День был солнечным. А как же могло быть иначе? Зима боролась с весной, звенели сосульки капелью, шли радостные, просветлённые люди. И деревья уже оживали, расправляли, напружинивали ветки, цепляясь за шапки прохожих в парке. Заглядевшись на мир, Лариса забывала нагнуться, и ветки тыкались набухшими почками в её воротник. Вдруг кто-то сзади незаметно сдёрнул с её головы вязаную шапку, и волосы, только вчера подкрашенные хной, рассыпались медным потоком по шубе. Даже сама увидела, как засветились, засияли под ярким солнцем рыжие нити.
Прохожие улыбались, а она с недоумением оглянулась. Шапка зацепилась за ветки и повисла на каком-то сучке, а сзади смеялся незнакомый парень. Пока снимала с ветки шапку, он обогнал её и исчез. А чуть позже, подходя к институту, она увидела его впереди. Он шёл и время от времени наклонялся, набирал в горсть снега, лепил снежок и шёл, подбрасывая его кверху до тех пор, пока снег не рассыпался. Потом снова лепил и снова бросал и был будто бы один в этом весеннем мире.
