– Пойдем, дружище, я тебя провожу, – Богдан взял его под руку и осторожно повел в лазарет.
С рассветом следующего дня казакам довелось в полной мере испытать, что такое показуха Сусликова. Тем, кому довелось ходить строем, досталось хуже всех. Под сорокоградусной жарой ходить по плацу – это было невыносимо даже бывалым солдатам. Богдан стоял в тени деревьев с жалостью поглядывал, как их гонял сам лично Сусликов. С них ручьем лился пот, они уже с трудом подымали ноги. Но полковник еще громче давал команды. Семкин подошел к полковнику и попытался объяснить, что солдаты скоро упадут от усталости. Это сильно разгневало Сусликова, он при всех нижних чинах отругал майора. Семкину ничего не оставалось делать, как просто уйти. Он подошел к казакам второй сотни.
–Вот сволочь, – гневно сказал майор, глядя на полковника, – ну, я ему устрою, дай командующий приедет.
Майор с жалостью смотрел на измученных казаков.
– Богдан, иди сюда!
– Слушаю, вашбродь?
– Слушай, Богдан, надо выручать товарищей. Иди и скажи им, пусть падают, будто сознание теряют. Давай, родной, иди быстрее, спасай казаков, загубит этот живодер.
Богдан подошел к казакам и тихо шепнул одному на ухо. Тот сразу передал другому. И скоро весть об этом облетела весь строй. Тут же упал, как подкошенный, первый казак, за ним – второй, третий.
– Богдан, бегом за Тюриным, объясни ему все по дороге. Носилки несите, – кричал майор, подбегая к тем, кто упал, – воды, скорее воды.
Из лазарета с санитарами выбежал капитан Тюрин. Подбегая к тем, кто упал, а их уже было человек двадцать, военврач щупал пульс и качал головой.
– Что с ними, капитан? – спросил растерянно полковник.
Но Тюрин не обращал внимания на вопросы Сусликова и выполнял свою работу.
–Этого на операционный стол срочно, а то боюсь, помрет, – сказал Тюрин, держа за руку Кольку Потапова из третьей сотни. У Кольки от испуга открылись глаза. Он растерянно смотрел на доктора, не понимая, от чего он должен помереть. Капитан быстро, чтобы полковник не увидел, закрыл ему глаза.
– Почему он может помереть, капитан? – нервно кричал полковник.
– Солнечный удар, – со скорбью в лице сказал доктор.
Со стороны ворот послышался громкий крик:
– Едут! Едут, вашбродь!
Полковник оглядел всех, кто остался в строю. Из ста осталось восемьдесят.
– Но ничего, пройдут те, кто остались. Пойдем встречать, майор, – сказал полковник и поспешил встречать высокое начальство.
– Так, казаки, – сказал майор, – слушай меня внимательно. Я сделаю так, чтобы вас проверяли по стрельбе. Но смотрите, стреляйте так, как будто вы вообще никогда не стреляли. Пусть командующий вставит этому мудаку. Будет знать, как над казаками издеваться.
Сусликов встречал командующего, как в Петербурге встречают царя. Но в столице нет войны, там есть специально обученные строевому шагу солдаты, которые кроме плаца не знают ничего. А нашим здесь приходится под пулями каждый день ходить, а полковник еще по плацу заставляет маршировать. Вот за это и хотел Семкин проучить Сусликова. Майор встал в стороне от всех офицеров, но так, чтобы его хорошо было видно. И как только в ворота въехали Барятинский и Евдокимов, его сразу увидели. Князь поехал прямо, а генерал свернул к майору. Семкин по-военному хотел сделать доклад, но генерал его остановил.
– Тихо, майор, не ори, устал я, давай по существу. Как тут Сусликов?
– Да как вам сказать, – начал майор, – нормально, молодых научили стрелять с большим трудом, так как полковнику больше хотелось гонять солдат на плацу, чтобы вас порадовать. Ругаемся мы с ним, он не может понять, что мы здесь не в Петербурге, нам строевая ни к чему, нам надо учить стрелять. Но он всех нас с офицерами выставлял на плац. Вот сегодня в сорокаградусную жару казаков загонял на плацу, пока двадцать человек чувств не лишились. А им стрелять надо учиться, ведь скоро в бой. Мы и так с молодыми в бой ходили, они еще присягу не приняли.
