–Дашенька, вас будет кто-нибудь сопровождать? – спросил я у Даши, но смотрел на жену майора.
Даша очень приятным голосом ответила:
–Не волнуйся, нас будут сопровождать десять казаков из сотни Кузнецова. Потом еще раненые, нас много будет ехать. Вот с вами что здесь будет? – она заплакала, уткнулась носом мне в грудь. Глядя на Дашу, заплакала жена майора. Обе плакали у меня на груди, а я обнял их и успокаивал:
– Не переживайте, мы с Богданом вдвоем тысячу остановили. А двумя тысячами мы двести тысяч остановим.
За этим успокоением застал нас майор. Мне стало так неловко, что я стою и обнимаю его жену. Он очень нежно взял ее за плечи и развернул к себе. Она упала ему на грудь и еще сильнее зарыдала.
–Катюша, послушай, казак тебе правду говорит, разобьем мы их, гадов, бога не нашего. Не волнуйтесь, все будет хорошо,– он обращался уже и к Даше, и своей жене. Они обе понемногу стали успокаиваться.
–Ну, вот и хорошо, что вы успокоились, надо прощаться, – майор взял сына на руки. – Александр, теперь ты – мужчина в доме, береги мамку, пока я не приеду за вами.
Он поцеловал его и поставил на ноги. Отойдя, махнул тем, кто стоял впереди, чтобы трогались. Я поцеловал Дашу и посадил ее рядом с Катей. Обоз тронулся. Мы с майором стояли и смотрели вслед своим любимым, пока они не скрылись в ауле.
–Вашбродь, Кузьмин ранен. Может, пока они недалеко, пусть едет с ними, и нам спокойней будет.
Майор молча повернулся и пошел к казакам. Весь гарнизон был построен и ждал команды. Не было только канониров, наверное, они уже стояли на позициях. Полковник Степанов выступил с пламенной речью, он говорил недолго, но красиво. Призвал и офицеров, и солдат выполнить свой долг до конца.
–Что нам до прихода основных сил? Надо продержаться только сутки.
Потом майор подошел к нашей сотне.
–Кузьмин, – позвал он.
Богдан вышел из строя.
–Ты ранен, возьми коня и следуй за обозом.
Богдан очень злобно посмотрел на меня. Я опустил глаза.
–Вашбродь, а что бывает за невыполнение приказа? – спросил Богдан.
–В военное время – расстрел.
–Стреляйте! Но я не уйду.
Майор посмотрел ему в глаза:
–Стреляют за трусость. Встать в строй.
Богдан, до этого стоявший рядом со мной, уже не встал рядом, а прошел за строй. «Обиделся, – сказал я себе, – но я хотел, как лучше. Теперь он со мной не будет разговаривать, он так всегда поступал, когда мы в детстве ругались». Я подошел к Остапу, но и тот со мной разговаривать не стал. «Вот, блин, хотел для друга сделать как лучше, а он обижается». Весь день я провел один. Несколько раз я пытался подойти к Богдану заговорить, но он сразу уходил. Я про себя уж думал: «Поскорее бы на нас напали горцы, сил уже не было ходить одному. Как будто, я враг какой-то». Так и лег спать. Утром я подошел к Остапу и Богдану, стал рядом и не знал, как начать разговор. В ворота гарнизона въехал гонец, он крикнул, что на обоз напали горцы, и зашел в штаб. Здесь я уже посмотрел на Богдана таким же взглядом, как он смотрел на меня совсем недавно. Остап подошел ко мне, положил руку на плечо. Но я отбросил его руку и побежал в штаб. Не стучась, вломился прямо к офицерам. Полковник грозно посмотрел на меня, но прогонять не стал. Гонец начал рассказ:
–Мы только въехали на территорию Чечни, как нам преградил путь очень большой отряд горцев. Казаки, что охраняли обоз, выстроились в ряд, преграждая путь горцам, но из кареты вышла жена Его благородия, – он посмотрел на Семкина, тот покраснел, на его лбу выступил пот. – И с ней какая-то дама.
