* * *
Серые шинельные ленты из людей ползли и ползли к кораблям мимо бивака гундоровцев на бахчевой пристани. Сотню Антона Швечикова никак не отправляли для погрузки на старую, растрепанную и мигом распухавшую от пассажиров баржу, которая сновала между портом и пароходом «Екатеринодар» И казаки, и пленные красноармейцы стали волноваться.
Молодой казачок Миша Дергачев залез на крышу соседнего здания и стал оттуда докладывать Антону Швечикову обстановку:
– Грузятся все. Кораблей десятка два. Одни далече стоят, а другие у причала.
В это время действительно шла погрузка Донского корпуса на пароходы «Екатеринодар», «Россия», «Поти», «Самара», «Мечта» и «Феникс».
Толпой беженцев штурмовались и небольшие корабли, стоявшие у причальных стенок. Проклиналась судьба… Проклинались красные… Страх остаться в Крыму и попасть в немилость победителям, пересиливал страх погибнуть в открытом море на суденышках, на которых если и можно было куда то дойти, так это до ближайшего Таманского берега. Некоторые из этих корабликов даже не имели названий, а только номера. Одна из таких посудин, переполненная людьми, накренилась в сторону берега, и чтобы спасти ее от перегруза капитан дал команду:
– Руби концы!
Толпа охнула. Старый священник Отец Евлампий, притиснутый толпой к борту проговорил:
– Словно пуповину отсекают. Слава Богу! Отчалили. Слава Богу! Не остались…
* * *
Не остались на берегу и казаки швечиковской сотни. Изрядно переволновавшись, они наконец снялись с пристани и оказались на пароходе «Екатеринодар». Вконец измученные погрузкой, стали устраиваться и обживаться в дальний путь.
Прилаживая под голову переметную суму, Антон заметил тощего воробья, пытавшегося забиться под железный карниз над иллюминаторами парохода. Воробей также как и люди отчаянно штурмовал занятую другим воробьиным семейством застреху. Бился с хозяином застрехи, воробьем, своими легкими крылышками, выставляя вперед лапки с коготками.
– Ну ладно, нас прогнали и мы куда-то на этом корабле поплывем, а ты воробышек, чем перед новыми властями провинился? Вроде бы даже твои дальние родственники, жиды, власть теперь в стране держат, а ты все туда же, на чужбинку.
Антон удобно пристроился на бок, и толкнув Новоайдарскова добавил:
– Может там овёс для него будет получше, и клевать там чего больше? Но сдается мне, что вряд ли. Оставайся пока не поздно…
И они с Сергеем стали прогонять воробья, но тот упорно возвращался и возвращался.
– Пущай плывёть, божья тварь, – увидев настойчивость строптивой птицы, сказал давний друг Антона, – всё ж веселей будет на этой железной байде.
* * *
Погрузка войск заканчивалась. Суда вышли на рейд и стали на якоря. Черный дым, пароходы угольного цвета, ставшие носом в открытое море, всё это напоминало траурную похоронную процессию с огромным количеством участников в ней. По кораблям уже мгновенно разнеслось, что караваном они идут Турцию, в Константинополь. В легкой туманной дымке с правого борта судов как на ладони был виден живописный крымский берег. Все смотрели на исчезающий в их жизни, тающий на глазах город и уменьшающиеся вдали изгибы покидаемого родного берега! Крестились, шептали «Отче наш». Вопрошая при этом: «За какие наши грехи тяжкие столь суровая плата?»
А после молитвы добавляли: «Прощай, Родина! Прощай, Россия! Больно, невыносимо больно…!»
Молодой казак Дергачев, любивший всё разведывать, поднялся к самой дымовой трубе парохода «Екатеринодар», и, вернувшись оттуда доложил Антону Швечикову, что рядом стоит целый плавучий городок в двадцать пять кораблей.
