Обдумывая личную кончину, Хабаров о многом начал догадываться заранее. «Как жили, так и будем жить, – говаривал он устало по приезде полковой машины и сетовал лишь на то, что картошку опять же поскупились послать. – Ну, этого запаса нам, чтобы не сдохнуть, хватит, а на что будем, сынки, жить?»
За что такая тошная строгая жизнь происходит, будто совестью отмеренная, никто уже не знал. События, преображавшие все в мире, до степных мест не дохаживали, плутали. Потому и сама дорога от затерянного поселенья до Караганды чудилась служивым длиннее жизни. И хотя наезжал по ней в поселок только обычный грузовик, солдаты обступали разомлевшего от тряски шоферюгу, будто заморского гостя. Однако этот чертяка долго в поселке не задерживался: разгрузится, отбрешется, только его и видели, залетного. А картошку гнилую привозил, так что капитан задумывался: «Значит, и полк одним гнильем снабжают».
За себя он не боялся, скоро ведь уж пенсия. Однако спокойней Хабарову, если бы знал, что была и от его жизни польза какая-нибудь для людей. А пока что гнилье от полковых подвозов, чуть не половину всех мешков, зарывали подальше, чтобы не задышало. Не сказать, сколько его было зарыто, может, целый колхоз, но в безвестном том году на загривке одного такого могильника в степи, обросшего густо полынью, пробилась картофельная ботва. Солдатик ее один оголодавший приметил да и взрыл куст, отыскав в корнях зеленые еще клубни. Выяснилось это случайно. Солдатик картошины тогда же сожрал в сыром виде. Поздней схватило у него брюхо. Гадали, что с ним. Капитану он рассказал про картошку, но Хабаров не поверил, решив, что нажрался утайкой земли и отравление симулирует. Паренек корчился, блевал какой-то клейкой кашицей. Над ним посмеивались, но потом все же нашли картофельную ботву. Спохватились, что солдатик говорил правду. А капитана как будто подменили.
Хабаров стал навещать это место в степи. Усаживался на холмике, вдыхал полынь, глядел в гулкую пустоватую даль. И подумалось ему так: а что, если по весне устроить в степи огородец, картошку здесь же посадить? Из одной картошины, говорят, потом целое ведро получается. Будем у казахов мясо на картошку выменивать, а потом и свою скотину заведем, когда рота на картошке разбогатеет. Может, и не погонят на пенсию, может, оставят при хозяйстве, если сделается полезным для людей. Он бы полк картошкой, мясом снабжал. И решил Иван Яковлевич, что дождется очередного завоза – сколько картошки выделят, столько и зароет. А продержатся, пока расти она будет, на крупе, да и жиром перебьются говяжьим, вытерпят.
Мухи, змеи, птицы, пропавшие кто осенью, кто зимой, в поселке в ту пору еще не появлялись. И было ранней весной грустно жить, так как из живых на поверку только люди и вши оставались. А у этих тварей, которых даже не ухватишь, не разглядишь, обнаруживался свой характер: стоило человеку оголодать, отчаяться, как они тут же начинали во множестве на нем плодиться и делались такими же голодными, отчаянными. Унынье в поселке было повсеместным, даже воздух в помещениях навсегда прокис и кишел вшами, то есть был в некотором роде башковит и самостоятелен.
В тот первый день, когда грузовиком в Карабас была завезена картошка, капитан еще удержал людей. Заболтал, бедных, что надо ее перебрать, чтобы определить, сколько сгодится и какую выгадать на каждого пайку. Перебирая, служивые украдкой жрали и сырую картошку – ее в полку подморозили, и она была рыхлой и сладкой. Капитан крик подымать не стал. Рассудил, что изведут ее не много, надеясь на завтрашний паек, и даже прятать не станут.
