В полдень я все еще не закончила убирать. Я сделала в два раза меньше, чем обычно. Когда Маргарита зовет меня обедать, я захожу в кухню.
– Присаживайся, – приглашает она. – Сегодня я тебе купила рулет с сыром, а на десерт будет сюрприз!
Я сажусь и задеваю спинку стула. И снова кричу.
– Да что с тобой, Тама?
Врать, снова и снова. Потому что, если я скажу ей правду, она может захотеть поговорить с Междой, а если поговорит, то, думаю, можно прощаться с жизнью.
– Спина болит. А когда сажусь, то становится хуже.
– Ах, бедняжка! И кажется, у тебя температура?
– Небольшая. Наверное, простудилась, насморк подцепила или еще что-нибудь такое…
– Межда дала тебе таблетки?
Нет. Только мораль прочитала.
– Подожди, я сейчас приду.
Маргарита берет палку и ковыляет в подсобку. Там она открывает ящик с лекарствами и приносит мне зеленую упаковку.
– Это аспирин, чтобы температуру сбить.
– Спасибо, мадам Маргарита.
– Можешь звать меня просто Маргарита! – сказала она и чуть улыбнулась.
Мне хочется плакать, но я сдерживаюсь. Выпиваю таблетку и вгрызаюсь в рулет, слушая Маргариту, которая рассказывает мне о своей молодости в Алжире. О том, как она встретила мужчину своей жизни, как они поженились. Она мне об этом рассказывала уже раз пять, но мне не надоело, наоборот. Это такая прекрасная история!
– Ты тоже однажды встретишь мужчину. И с первого взгляда поймешь, что это он! – добавляет она, подмигивая.
Я вдруг вспоминаю об Изри, и сердце у меня сжимается.
Маргарита говорит, чтобы я достала из холодильника маленькую коробку. Внутри лежит великолепное слоеное пирожное.
– Это «наполеон»! Ты такое уже ела?
– Нет.
Этот десерт – само объедение. Каждый кусочек смягчает мои боль и страдания.
– Ты дочитала книгу, которую я тебе дала две недели назад?
– Нет… у меня было не очень много времени на чтение в последнее время.
Отводя взгляд, Маргарита говорит:
– Межда объяснила мне, что ты – ее племянница и работаешь, чтобы немного помочь семье… То, что ты так делаешь, хорошо. Ты молодец. Но лучше бы ты ходила в школу, нет?
Я тоже смотрю в сторону и вытираю набегающие слезы.
– Я стараюсь учиться сама, – говорю я шепотом. – Когда есть силы.
– Сколько у тебя братьев и сестер?
– Думаю, двое. Два брата.
– «Думаешь»?
– Когда я уезжала из Марокко, у папы было два сына от новой жены. Но с тех пор у него, может быть, появились еще дети.
– То есть… у тебя нет новостей о твоей семье?
Ну вот. Она смогла заставить меня плакать. Она встает и идет меня обнять. Никто со смерти мамы меня не обнимал. Мои слезы превращаются в неиссякаемый поток.
– Где твоя мама?
Я с трудом говорю, что она умерла, а потом горло снова перехватывает от слез.
– Бедняжка моя…
Она гладит меня по спине, и я еще сильнее плачу, потому что мне очень больно. Я чуть отстраняюсь, хотя мне бы хотелось остаться в ее объятиях навсегда.
– Я закончу убирать, – произношу я, вытирая слезы. – Не передавайте Межде наш разговор, хорошо?
Маргарита медлит. Наверное, она все поняла.
– Она не отдает тебе деньги, которые ты здесь зарабатываешь, так?
Я больше не могу сдерживаться. Маргарита падает на стул, сжимает кулаки.
– Вы же ничего ей не скажете? – всхлипываю я.
– Если хочешь… Но теперь, когда я это знаю, я не хочу, чтобы ты сюда приходила. Я думала, что это деньги для тебя, для твоей семьи…
Я кладу ладонь ей на руку:
– Пожалуйста, не делайте этого… Не выгоняйте меня! Потому что вы – единственный человек, которого мне приятно видеть. Потому что я хотела бы, чтобы понедельники были каждый день…
