– Как будто я не знаю, – отозвался он, смотря вслед направляющейся к выходу Виты.
Я похлопал его по спине. Было чувство, что тогда он впервые признал собственный недостаток. «Хоть что-то… Но ему лень будет возиться с переданными бумагами. Уверен, он не станет искать пути доказать кому-то, что на его счет ошибаются. Довольный своей ролью, он и через года, если отделению не повезет, будет продолжать разносить запах завезенных из соседнего города духов, выполняя рабочий минимум, словно прибитый к стене холст с бессмысленными кляксами, где он так удобно скрывает нехватку обоев». Но тогда я был рад даже тому, что его слова не звучали оправданием.
Когда в начале двенадцатого мы выехали на улицу, по моему форду ударило палящее солнце, которое ставило под сомнение столь холодную прошедшую ночь. С огромным удовольствием насколько было возможно я распахнул окна. По салону закружил ветер с пролива, даря неимоверно приятные прохладные прикосновения. Путь к гранд-отелю «Eden’s light» пролегал через административный район, но большинство клерков уже сидели на своих офисных креслах, а потому не было и намека на раскаленные дороги, забитые скоплением автомобилей. Лишь вздымались миражи, искажающие дали практически пустых улиц. Я с удовольствием продавил педаль газа. Мне всегда нравилось наблюдать, как с обоих сторон от машины ее черные двойники перелетают из одного зеркального фасада в другое. Такая иллюзия с успехом придавала еще большую масштабность и надменность даже абсолютно идентичным улицам офисных небоскребов.
Миновав перекресток, где, ожидая сигнала светофора, туча туристов вскинули фотоаппараты в желании лучезарного кадра, я заприметил вдали над крышами темный шпиль. То была администрация – вытянутая ввысь могущественною рукою пирамида модерна, несравнимый по высоте небоскреб города, многотонные плиты которого вздымались ярус за ярусом, словно глыбы ледохода. А в свете ночи она и вовсе превращалась в озаряемую прожекторами, подчеркивающими каждую грациозную черту, фигуристку, застывшую во вращениях с поднятой рукой.
Чем ближе мы подступали к ратуше, тем отчетливее расступались остальные здания, склоняясь пред столь величественной композицией. И точно расширяя владения, администрация находила свое продолжение в окружавшей ее полумесяцем площади. Разве что плиты на земле были слегка светлее самого здания. «Возможно, от нещадно частых применений моющих средств», – предполагал я. Несмотря на внушительные размеры, площадь оставили пустой: ни одного фонтана, ни хоть капли зелени, ни скамеек – ничего, одна лишь серость плит. Но здесь в любое время было сполна народу, который или наслаждался редкими праздниками под концерт местной тщедушной группы, или слушал очередные речи политика, или банально гулял в свободный денек. А местом сбора раз за разом признавали вершину, разделяющую площадь и подножие лестницы администрации, полторы сотни ступеней которой рассекали три пары покрытых серебряным напылением изваяния. То были шесть безликих колоссов, встречающих каждого проходящего. Верхняя пара, задрав подбородок, всматривалась вдаль, держа руки за спиной. Центральные стояли, замерев в ведомом лишь им ожидании перед бушующей горной рекой толпы. Нижние статуи были радушнее остальных: опустившись на колено, они тянулись ладонями к людям, протертыми на удачу до темного нутра.
