Ночь выдалась звёздная, комары жалили так, что хотелось забраться в студёные воды Алюра и, невзирая на холод, сидеть там до утра. Крупнее и злее комаров, «проживающих» на Болонско-Тайсинской низменности, я никогда не встречал. Мы, осоловевшие от дымокуров, всё равно продолжали жаться к кострам, с ужасом думая о том, когда придётся укладываться на ночь.
Но как бы там ни было, а человек – это такое животное, которое привыкает к любым условиям, в которые окунает его жизнь. Привыкли и мы.
–
Павел Николаевич, – наконец-то решился я задать профессору мучавший меня вопрос. Мы лежали, укутавшись в полог, заменивший нам накомарник, недалеко от костра. – Посвятите бедного арестанта в планы нашего руководства.
–
Я думаю, что для вашего же благополучия этого делать не стоит, – немного смущаясь, что вынужден отказать, вымолвил профессор.
–
Если вы считаете наше нынешнее существование благополучием, то я София Ротару, – усмехнулся я.
– О чём это вы? – удивился профессор.
–
Я о том, что хуже, чем есть, уже не будет. А жить и мучиться в неведении – это ещё большая мука. Я ведь уже догадался, что никакая мы не изыскательская партия, а шайка авантюристов на большой дороге.
–
Молодости свойственен максимализм, – вздохнул профессор. – Мы не авантюристы, молодой человек, мы вроде… археологов. – И будто убеждая самого себя, добавил: – Да-с, археологи.
– Вы-то сами в это верите?
–
Человек должен во что-то верить, иначе наша жизнь потеряет всяческий смысл, – будто бы оправдываясь, вымолвил он.
– И что же мы ищем?
– Клад, – шёпот профессора стал еле слышен.
–
Пиастры, пиастры, – играя в недоверчивого простачка, подзадорил я учёного.
–
Вы можете смеяться, но это действительно так, – шёпот Павла Николаевича стал несколько обиженным.
–
Откуда в этих нехоженых, диких местах могут быть клады?
–
Вы забыли все мои рассказы, – в голосе профессора послышалась укоризна. – Я ведь вам говорил, что некогда здесь бурлила жизнь и кипели страсти.
–
Чжурчжэни? – мой голос от волнения стал хриплым, хотя я уже догадался, что услышу в ответ.
И учёный начал рассказ. Он не замечал моего волнения, не слышал нудного писка комаров, он был там, в том далёком и незнакомом для меня времени. И стало неважно, что поиски сокровищ были государственной тайной. Ведь учёные, впервые наблюдая за ядерной реакцией, не думали о том, что их открытие несёт смерть. В тот момент им был важен сам процесс.
–
Под ударами татаро-монгольских туменов чжурч- жэнские отряды медленно скатывались в низовья Амура. В устье протоки Сий, на острове Ядасен и, возможно, на месте стойбища Джуен возвышались их крепости – последние бастионы гибнущей империи. Сюда заблаговременно свозилась императорская казна. И поверьте старому профессору на слово, им было что возить. Восемь лет назад мне в руки попал один очень прелюбопытный манускрипт. Сопоставляя его с другими документами и старыми картами, я пришёл к выводу, что в районе озера Болонь последние воины гибнущей империи укрыли сокровища. Естественно, что спрятаны они не в одном месте. Но мне удалось выйти на след одного из этих схронов.
Шёпот профессора проникал в мозг и наполнял всё моё существо некой эйфорией. В затуманенном сознании слышалось лошадиное ржание, звон мечей и предсмертные крики воинов. В моём сознании просыпалось что-то неведомое, но я не мог понять что. В какие-то мгновения я даже сам мог сказать, где спрятаны эти злосчастные сокровища.
